Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 1

Владимир Платонович выложил из нагрудного кармана на стол зеленый дипломатический паспорт и визитку. Маша пробежала глазами надпись и, разобрав фамилию — Архаров, отвела взгляд.

— И в юридических вопросах разбираетесь? — с напряжением спросила она.

— Не очень. Смотря в каких, конечно.

— Я выносила чужого ребенка, — нерешительно сказала она. — Для друзей.

Дипломат поощрительным кивком дал понять, что внимательно слушает.

— Ну и вот… — Маша умолкла.

— У них и живете?

— У них.

— Швейцарцы, вы сказали…

— Да. Но мы… мы в Нью-Йорке познакомились. Они живут в Нью-Йорке. Хотя сейчас… переехали.

Архаров тактично осведомился:

— И вы не предусмотрели, что ребенок покажется вам родным?

Маша взглянула на дипломата умоляюще, словно прося не углубляться в тему.

— Они… они хорошие люди. А я… Мне были нужны деньги, — скороговоркой выпалила она.

Владимир Платонович понимающе вздохнул.

— Я не знаю, что делать. Я не могу… без него, — добавила Маша.

— Мальчик?

— Мальчик.

— Вы что-нибудь подписывали? Или так, по дружбе всё происходило…

— Как же, подписывала, конечно.

— Что именно?

— Не знаю. Кипу бумаг… Здесь, в клинике. И раньше, с адвокатом.

— В Нью-Йорке?

Маша кивнула. Глаза у нее налились слезами.

— Если так, вам лучше домой уехать, — недолго думая посоветовал дипломат. — Кто вам здесь поможет? Никто. А дома, сами знаете, и стены помогают…

— Уехать одной… или с ребенком? — Маша испуганно взглянула на Владимира Платоновича. — Но это же значит — сбежать!

— Ребенка вы всё же своего выносили или чужого? Чья у него фамилия? — поинтересовался Архаров.

— Не знаю. В этом весь вопрос. Говорят, чужой. Но он так похож на меня. Я не знаю… Это имеет значение?

— Думаю, что имеет. Большое ли, не знаю, — неуверенно ответил Владимир Платонович. — Подписи, документы, законы… Это, знаете, такое дело. Тем более между странами. Ведь у нас в Москве тоже есть и законы, и адвокаты.

Маша выжидающе молчала.

— А насчет денег, если вам что-то давали за рождение этого ребенка, то лучше будет через адвоката выяснять, кто еще у кого в долгу, — добавил Архаров… — Маша, Маша… — с сожалением вздохнул он, и ей даже почудилось, что для рифмы Владимир Платонович готов был прибавить «растеряша». — Скажите пожалуйста, вы разве совсем одна на белом свете? Родственники-то есть у вас?

— Есть. Но всё это… это так далеко. Там всё другое, другой мир.

Глянув на часы, Маша охнула.

— Мне же кормить пора! Ужас!

Дипломат привстал из-за стола и с настойчивостью в голосе произнес:

— Вот что, Маша… Завтра меня здесь уже не будет. Но если вам что-нибудь понадобится, звоните мне. Чем смогу — помогу. — Архаров взял со стола свою визитку и сунул ей в руку. — Берите-берите… И не отчаивайтесь. Выход есть всегда, из любой ситуации. Главное, не принимайте решений сгоряча… Договорились?

— Спасибо вам большое, — пролепетала она.

— Бог с вами! Держитесь и, главное, звоните.

Она кивнула и, сбежав с террасы, поспешила вверх по улице, запоздало проклиная себя за срыв. Как можно было позволить себе подобную откровенность с незнакомым человеком?..

Мариус предлагалМаше проветриться, отправиться вместе в Цюрих. Его родители, в конце августа приезжавшие в Виллар, звали их к себе. Был запланирован семейный совет по поводу очередного дележа имущества, и собирались только ближайшие родственники. Заодно семейство созывало полгорода на обед, приуроченный к какому-то юбилею… Маша понимала — это лишь предлог. Мариус просто не знал, как выманить ее из детской, где она по-прежнему проводила большую часть своего времени, и, не исключено, что опять шел на поводу у жены… Маша от поездки отказалась. Мариус уехал один. И в тот же день в Вилларе всё до неузнаваемости изменилось.

С раннего утра Лайза, неумытая, прямо с постели, оккупировала детскую. Обдавая кислым запашком простокваши, она блуждающим взором провожала всё, что попадало в ее поле зрения, погруженная в какое-то новое странное состояние.

Василий ночью плохо спал и с утра пораньше капризничал. Покормив его, Маша сменила подгузник. Лайза молча следила за каждым ее движением. Маше становилось не по себе.

Вошла Эльза. Надушенная своим неизменным «бальзамом» из металлической баночки, которую регулярно забывала в общей ванной комнате, она взяла Василия на руки и какое-то время моталась с ним по комнате, после чего, подхватив его одной рукой, другой принялась перекапывать кроватку в поисках утерянного день назад золотого крестика. Почему она искала крестик в кроватке, где его уж точно не могло быть? Почему ей приспичило делать это именно сейчас, когда на руках был ребенок? Василий выражал свое недовольство криком. Когда швейцарка наклонялась вперед, были видны ее тяжелые отвислые груди: раз хозяина дома нет — зачем надевать бюстгальтер?