Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 2

— Пусть бежит, Борода! — повторил голос. — Прием.

— Кто бы ты ни был, свяжи меня с Кадиевым! Сию же минуту! — потребовал полковник. — С Кадиевым… как понял? Прием.

— Послушай, Борода… — канителился голос. — Нет у меня связи с Кадиевым. Прием!

— Я остановлю его! Я открою огонь! Прием.

С той стороны не отвечали.

— Снайпера! — вернувшись к амбразуре, приказал Майборода, не отрывая взгляда от поля. — Снайпера! — гаркнул он с такой силой, что старлей пулей вылетел на улицу.

Через несколько секунд он вернулся с приземистым десантником. Увешанный подсумками сержант вопросительно глазел на офицеров.

— Встань к амбразуре, сделай предупредительный выстрел, держи его на прицеле, — скомандовал Майборода. — Кому говорю-то?!

Сержант подскочил к окну, уткнулся в окуляр прицела. Через две секунды раздался глухой выстрел.

— Это предупреждение, — сказал лейтенант в рацию. — Мы откроем огонь. Прием!

— План остается в силе… Как поняли? Прием… — настаивал голос с другой стороны, словно не понимая обращенных к нему требований.

Майборода выругался, схватил карманную рацию для связи с Папашей и Сулейманом, протараторил в нее приказ не двигаться с места, ждать и быть готовыми дать газу назад.

— Метров триста осталось, — сухо отмерил старший лейтенант. — Так драпает, во гад!

— Даю пять секунд! — прокричал Майборода в рацию Голенищина. — Потом открываю огонь на поражение. Предупреждений больше не будет! Прием.

— Если с мальчиком что случится, твоим ребятам воткну в зубы по гранате… с вынутой чекой, — монотонно пригрозил голос. — Ош-ш-ша-ду биллях! Прием.

— Целься в ноги… Не выше задницы! — бросил Майборода снайперу. — Стрелять только по моему сигналу. И только промахнись! Сам будешь бегать как заяц, понял?

Сержант не отрывал глаза от прицела, не двигаясь, ждал…

Темную фигурку, появившуюся на насыпи справа от блокпоста, Рябцев-отец сначала принял за одного из десантников, зачем-то выбежавшего в поле. Но в тот же миг, как только фигурка быстро двинулась по перекатистому полю, до него дошло: по полю бежит чеченский подросток.

Почему паренек оказался на свободе раньше времени? План опять изменили? Опять под нажимом?.. Инструкций по рации долго не давали. Сулейман, не понимавший, что делать, непрерывно вызывал блокпост, а затем стал изучать поле в бинокль.

Наконец Майборода дал о себе знать. Он приказал не двигаться с места и ждать.

Фигурка подростка тем временем быстро продвигалась к насыпи перед аулом. Паренек летел со всех ног. На мгновение он исчез из виду за откосом. Майор-чеченец, стреляный воробей, инстинктивно пригибал голову, разглядывая поле в бинокль. Затем Сулейман поспешно передал бинокль Рябцеву и проговорил в рацию, что требует немедленных указаний.

В этот момент и раздался первый выстрел. Стреляли с блокпоста. Силуэт паренька вынырнул из ложбины. Он продолжал петлять по полю. Прошла минута, и раздался второй выстрел.

Стрелял снайпер. Мальчик-чеченец упал. Потом шевельнулся, но, видно, не смог подняться.

Не слыша криков в рацию, не слыша требований укрыться в низине, как было условлено, Рябцев впивался в окуляры бинокля. Зачем стреляли? Кто мог дать такое распоряжение? Неужели мальчика подстрелили? Фигурка его отчетливо виднелась на земле, метрах в ста пятидесяти от домов, и больше не подавала признаков жизни.

Рябцев перевел бинокль на окна дома. Силуэтов как не бывало. В долю секунды сознание его пронзила невыносимая мысль. Что теперь будет с теми, кто ждет развязки там, в развалинах? Как с той стороны должны отреагировать на случившееся? С этой секунды все его действия были машинальными.

Не успел майор дослушать распоряжений Майбороды — полковник криком приказывал бросить машину, залечь и ждать подхода подразделения прикрытия, как Рябцев выскочил из машины в грязь и во весь рост, прямой походкой, не пригибая головы, двинул по полю к раненому подростку.

Повисла тишина. И майор Сулейман, и те, кто наблюдал за полем с блокпоста, в равной мере сбитые с толку непредвиденным поворотом событий, ждали…

Не прошло и пары минут, как Рябцев приблизился к мальчику, присел над ним, и всем хорошо было видно, как он приложил руку к шее раненого. Поднявшись в рост, Рябцев сделал неуверенный жест, обращенный к тем и к другим одновременно. Из жеста трудно было понять, жив паренек или ранен. В следующий миг Рябцев вновь присел над телом, подхватил мальчика на руки, с секунду потоптался на месте, будто не зная, в какую сторону его нести, а затем, кивнув головой, загашал к аулу.