Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 2

Над полем начинало светлеть. Из-за облачности рассвет был поздним. Майборода больше не отходил от амбразуры. В главном помещении блокпоста дверь хлопала из-за сквозняков и беспрестанной ходьбы туда-сюда, и было холодно. Всматриваясь в синеватую дымку, которая на глазах становилась прозрачной и наливалась живыми утренними красками, полковник месил ногами опилки, насыпанные на грунт вдоль окон.

Наблюдение за аулом на всякий случай велось перекрестное — как с левой стороны от развалин, из обступавшего рощу орешника, так и с холма, в который дамба врастала на севере. Оттуда в который раз передавали, что вокруг мертвым-мертво. И это казалось странным. Ведь не мог конвой кадиевцев окопаться в домах до того, как к блокпосту выслали рекогносцировочную группу. А впрочем, родной рельеф позволял чеченцам маневрировать со звериной сноровистостью.

Впереди, ближе к гриве малых холмов, видневшихся немного правее, стелилось неровное четырехполье. За полем местность ограждала дамба. Контролировать подходы к ней Майборода поручил своему подразделению. Еще правее, перед самой дамбой, петляла проселочная дорога. Она уходила за овраг и где-то там, взбегая вверх, уже со стороны реки подбиралась к аулу. С правого края села три дома были почти целы: повышибало лишь окна, двери и посносило крыши. В одном из этих домов и ждали появления эскорта Кадиева. Майборода не сомневался, что сам Англичанин будет присутствовать при обмене, раз уж так пекся о судьбе сродника. Связь с его командой заранее условились вести через эфир. И одно то хорошо, что не по-вайнахски, не по-саудитски, не по-китайски, на чем зарвавшийся посредник запросто мог бы настаивать, — в сложившейся обстановке пришлось бы удовлетворить любую прихоть…

За четыре минуты до контрольного времени полковник подал знак лейтенанту Голенищину, сидевшему у рации. Тот буднично затараторил в эфир на условленной частоте. Запрос был тотчас принят.

— Слышу хорошо. Прием, — ответил хриплый голос.

— Всё идет по плану. Машина отъезжает ровно через четыре минуты, — сказал лейтенант в эфир. — За рулем водитель. Папаша сидит справа. Как поняли? Прием.

— Пусть выезжает, — ответил голос с мягким выговором чуть ли не самого Басаева. — Всё по плану. Прием.

— Пленные доставлены? Можете подтвердить? — сказал лейтенант в пустоту, не сводя глаз с полковника. — Прием.

Последовала пауза.

— Слушай, не морочь голову! Сказали да, значит да. Прием! — прозвучал раздраженный ответ.

— Вы должны показать пленных, — потребовал лейтенант. — Прием.

Опять повисла пауза.

Полковник взглянул на Рябцева-старшего.

Папаша, стоявший у амбразуры, морща лоб, всматривался в дома за полем. На его лице застыло то же каменное спокойствие, что и раньше.

— Значит так, ни шагу в сторону от плана. Как договорились, так и делаем, — напомнил Майборода. — Майор останавливает машину перед мостиком. Вы ждете команды. А ты, майор, ты сидишь на рации.

Майборода попросил Сулеймана проверить включение карманной рации с закрытой частотой, которой тому предстояло пользоваться для связи с блокпостом. Сулейман просьбу выполнил, после чего сунул рацию за пазуху и не без сочувствия произнес:

— Не волнуйтесь. Всё будет по инструкции…

— Если что, рвите когти задним ходом, — напомнил Майборода. — Если стрельба начнется, укроетесь вон там. Низину видите? — Полковник пальцем указал вправо. — Это ж надо было придумать такое кино! Тьфу ты, черт! — в сердцах сплюнул Майборода.

— Появились, товарищ полковник! — взволнованно сообщил старший лейтенант, командовавший блокпостом.

Не подходя к стереотрубе, которую сам же и попросил установить в другом месте, Майборода выхватил из рук старлея бинокль и навел окуляры на дома.

В одном из чернеющих оконных проемов отчетливо виднелся силуэт, по пояс выставившийся как напоказ. Блокпост тоже разглядывали в бинокль. Полковник выждал секунду и передал бинокль Рябцеву, а сам шагнул к стереотрубе.

— Смотрите внимательно, — распорядился он. — Узнаете кого-нибудь?

С комом в горле, из-за дрожи в руках крепко сдавливая бинокль, Рябцев-отец долго смотрел в указанном направлении.

В черном проеме окна теперь показалось три силуэта — худые, оборванные, взлохмаченные. Бинокль в руках подрагивал. Разобрать черты лица не удавалось: все бородатые, изможденные. Непонятно почему, но чувствовалось: все трое русские.

— Ну что, видите вашего? — поторопил полковник.