Пер Андерссон - Невероятная история индийца, который поехал из Индии в Европу за любовью

Оглядевшись, он понимает, что они вернулись в аэропорт Амритсара. Никакого объявления о причинах случившегося нет, а спросить он не решается. Может, погода в Кабуле была неподходящей или на взлетно-посадочной полосе образовалась яма и ее пришлось чинить.

Результат ровно тот же, как и после его поездки в Пакистан: он снова в Индии.

За счет авиакомпании их размещают в гостинице класса люкс и кормят несколько раз в день. Много хорошей еды.

Пикей записывает все, что с ним происходит, в свой дневник, полагая, что сможет опубликовать свои заметки в газетах Ориссы. «Наверняка им будут интересны мои приключения», – уверен он.

Счастливая кобра, его змея-покровительница, вновь дала о себе знать.

В этот раз все оказывается не так безнадежно. Сотрудники авиакомпании Air India обещают, что завтра они полетят в Кабул. И сдерживают слово. На следующее утро прерванное путешествие возобновляется, и Пикей на день позже приземляется в Кабуле.

Автобус везет его из аэропорта по пустым бульварам, вдоль которых стоят деревья без листвы, в центр города. Светло-серые горы на горизонте, голубое небо. Он думает: как мало тут машин по сравнению с Индией. Как мало суеты. Небо такое высокое, а воздух – такой чистый и прохладный.

Сидя у окна и разглядывая Кабул, он вспоминает Лотту. Год назад они стояли на вокзале в Дели. Пришла пора расстаться. Она уезжала на поезде в Амритсар, чтобы встретиться с друзьями и отправиться в долгое путешествие на микроавтобусе назад, в Европу. А он оставался в Индии. Он припоминает объявление по громкой связи, тонкий голос, который кричал по-английски: «Поезд номер два девять ноль четыре «Голден Темпл мэйл» до Амритсара отправляется с первого пути». Вспомнил Пикей и начальника станции, звонившего в колокольчик на платформе и заставляющего заливаться призывным звуком свисток, и сигнальные огни, которые из красных становились зелеными. А паровоз гудел все громче…

– Похоже на сигнал воздушной тревоги, – сказала Лотта, поцеловав его в последний раз и запрыгнув в поезд.

– Да, – рассмеялся Пикей, тогда еще не умирающий от тоски.

Она висела в дверном проеме, пока поезд набирал ход. Он держал ее левую руку в правой ладони, прижимался щекой к ее щеке и быстро шел за скрипучим составом.

«Какая нежная рука, какая мягкая щека», – витая в своих мыслях, он не заметил ограду в конце перрона. Сцена прощания закончилась тем, что он с силой ударился грудью о выступающие металлические перекладины и упал. А когда он поднял голову – поезда уже не было. И Лотты не было. Он чувствовал себя так, словно вместе с ней умчалось вдаль и его будущее.

Плача, он брел с вокзала по торговой улице Чандни-Чоук, обычно полной людей, но пустынной сейчас, незадолго до полуночи. Прошел под мостом Тилак, мимо старого, развалившегося форта Дели и зверинца, по которому всего несколько дней назад они гуляли рука об руку. Он рисовал акварелью руины форта и зверей, а Лотта сидела рядом и смотрела.

Стая собак, которые ночью наглели еще больше, с рычанием двинулась к нему. Но Пикей не испугался, наоборот – он встал перед собаками, расставив ноги, набрал полную грудь воздуха и зарычал в ответ.

– Грызите меня, облезлые дворняги! Жрите меня! Мне все равно! – ревел он.

Собаки приближались уже медленнее и рычали тише, как будто раздумывая над его словами. Когда они оказались у его ног, в которые только что хотели вцепиться, рычание утихло, и они завиляли хвостами. Он открыл газетный кулек с провизией и бросил собакам несколько кусков. Пока они жадно ели, он опустился на землю. Силы оставили его, и он уснул, измотанный рыданиями и долгой дорогой. Собаки устроились рядом и положили на него свои головы.

В ту ночь Пикей спал в окружении пяти делийских уличных дворняг на тротуаре перед городским зоопарком. Ему снились волны, захлестывающие его, и ураганы, вырывающие из земли дома.

Грызите меня, облезлые дворняги!

Жрите меня! Мне все равно!

Незадолго до рассвета его разбудил возобновившийся шум автобусов, которые проносились совсем рядом, скрипя амортизаторами и грохоча кузовами. Пикей приподнялся и уставился в темноту пустым взглядом. Холодный ветер унес остатки дневного тепла. Он замерз – собаки, согревавшие его телами, исчезли.

Он медленно преодолел последние километры до съемной комнаты в Лоди Колони, где жил тогда, и долго стоял в дверном проеме, глядя на опустевшую комнату: продавленная кровать, грязный комод, календарь с Лакшми, богиней счастья и благополучия, прибитый к покрытой черной плесенью бетонной стене.