Ричард Йейтс - Холодная гавань

— От звонка до звонка. И деньги приличные.

— Это хорошо. Только я не вижу смысла в…

— В чем?

— Ладно, не важно.

У Фила не укладывалось в голове, как так получилось, что вот они стоят друг перед другом, держа в руке по бутылке с кока-колой, он и главный пария Ирвинговской школы, а рядом взрослые, которых судьба почему-то свела в одну компанию, стараются показать, как им всем хорошо.

— Долго вы служили на флоте, капитан? — спросила миссис Тэлмедж.

Смущение Чарльза длилось не больше секунды, после чего он ей ответил так:

— Боюсь, что это результат заблуждения со стороны миссис Дрейк. Я, видите ли, служил в армии и никогда не… не культивировал обращение «капитан» в гражданской жизни.

— Вот как, — сказала она. — А большинство мужчин в моей семье морские офицеры. Мой отец и дед оба были контр-адмиралами, а мой муж вышел в отставку в чине полного адмирала. Двадцать пять на действующей военной службе — не могу сказать, что я этому сильно радовалась. Помню, как я повторяла разным людям, что флот значит для него больше, чем я, хотя сейчас мне хочется думать, что это была все-таки шутка. По крайней мере отчасти.

— Какая прелесть! — воскликнула Грейс Шепард.

Некоторая нечеткость в артикуляции могла означать, что она «поплыла». Чарльз отважился встретиться с ней взглядом и тут же получил подтверждение: ее глаза начали терять живой блеск; сейчас она сумела оценить удачную остроту, но уже через несколько минут не услышит, даже если рядом раздастся крик. Одно хорошо, она сидела в глубоком старом кресле, и голова ее надежно лежала на спинке; даже если она отключится, это может остаться незамеченным, пока не придет время ехать домой на такси, а к тому моменту, при благоприятном развитии событий, миссис Тэлмедж уже отбудет.

— Филли, — позвала сына Глория. — Почему бы тебе не повести Флэша во двор?

Она тут же объяснила миссис Тэлмедж, что их милый двор — единственное, чем может похвастаться этот нескладный и промозглый старый дом.

Фила же все лето не покидало ощущение, что, даже если бы не камни, кочки и чертополох, одной прелой листвы, слежавшейся здесь за долгие годы, было бы достаточно, чтобы к их двору оказалось неприменимо слово «милый». Пару раз он предпринимал попытки очистить хотя бы отдельные участки с помощью хозяйских грабель и газонокосилки, но зубья то и дело застревали в этой длинной мокрой стелющейся траве, которая была не по зубам никакой газонокосилке.

А вот Флэш Феррис счел двор подходящим местом для беседы. Он знал, что сказать; хотя в том, как он говорил, присутствовала нервозность, которой ему все-таки не удалось избежать, сам посыл звучал ясно и без обиняков.

Он заявил, что не видит причины, почему бы Филу не бросить свою работу на автостоянке и снова не сесть на велосипед. Ведь последние недели летнего отдыха пропадают!

— Скажу тебе честно, — заключил он, — в последнее время я почти не выбирался из дома. Как-то совсем неинтересно стало кататься одному.

Фил тотчас понял, как легко парировать все эти доводы легким смешком презрения, но в том-то и дело, это было бы слишком легко с учетом прямодушной просьбы Флэша и того, как откровенно бедняга цеплялся за их дружбу, которая помогала ему собраться с силами перед новым стартом в Дирфилде. Пожалуй, лучше будет ответить ему аргументом на аргумент.

— Флэш, понимаешь, я не могу, — начал он. — До сентября мне надо еще подзаработать. Я должен себе купить твидовый пиджак, а такая вещь в приличном магазине стоит немалых денег, чтоб ты знал. А еще мне нужны новые брюки, и рубашки, и туфли…

Все это было вранье — еще в начале лета отец согласился купить ему пиджак и по крайней мере одну пару фланелевых брюк, с тем чтобы рубашки и туфли подождали до рождественских каникул, — но Флэш Феррис это вранье заслужил.

— А если что-нибудь останется, — продолжал он, — это пойдет на карманные расходы. В прошлом году я, наверно, был единственный в школе, кому родители ничего не присылали на повседневные траты.

Повисло затяжное молчание, пока они прогуливались по кочковатому двору, и Фил уже решил, что разговор окончен, но он ошибся.

— Ладно, — наконец прорезался Флэш. — А если так: я попрошу бабушку, чтобы она дала тебе двести долларов. Триста долларов.

Тут уж Фил вышел из себя. К черту политес.

— Феррис, ты безнадежен, — рубанул он. — Давай забудем о твоем предложении, если ты не хочешь, чтоб меня стошнило. Но вот что я тебе скажу: если ты будешь предлагать людям такие вещи в Дирфилде или еще где-то, я опасаюсь за твою задницу.