Денис Гуцко - Домик в Армагеддоне

И подошёл к Наде, которая уже двинулась было к выходу следом за отцом. Улыбнулся неожиданно весело:

– А вы сестра Ефима?

– Да. Надя.

– Очень приятно. Я Антон.

– В гости к папе приехала, – сказал Надя и поспешила оправдаться: – У него мобильного больше нету, поэтому вот так, нагрянула без звонка.

– Извините, мы тут с дороги. Усталые. Сейчас все оклемаются, и будем завтракать. А потом можно и беседы беседовать. Вы пока во дворе побудете? Или тут прохладно?

– Да я уже уезжать собралась, – сказала Надя.

Отец парой мелких шажков подошёл ближе:

– Да, уходит уже. Завтра на занятия, – смутился, вспомнив: или выходные же… какие занятия?

Антон удивлённо поднял брови:

– Как – уезжать собралась? Степан Ильич, почему? Ефим ведь только завтра будет. Что, и не повидаетесь?

– Завтра? – переспросил отец. – Так сегодня же… нет?

– Задерживаются, – бросил Антон. – Так как же, Надя? Останетесь? Мы не страшные, мы хорошие.

– Задерживаются? – переспросил Степан Ильич.

– Да вы не волнуйтесь, – ответил Антон. – Они перед поездкой в Любореченске задержались дольше, чем думали, так что…

Надя, стараясь не смотреть на отца, нервно скривившего губы, сказала:

– Что ж, если приглашаете – с удовольствием останусь.

Юленька, обняв снизу живот, стояла за спиной Антона – несколько боком, отчего напоминала швартующуюся к пристани баржу. Надя ещё раз посмотрела на неё. Ничего не изменилось: ни досады на незваную гостью, ни обыкновенной вежливой приветливости, которую Надя наверняка получила бы в подобной ситуации в своём кругу, в какой-нибудь новой студенческой компании. Отстранённость: ты чужая, ты – не в счёт. И Наде захотелось вдруг сказать что-нибудь Юленьке, что-нибудь решительное и пылкое: «Я такая же, как ты. Я тоже хорошая. Я тоже люблю говорить людям ласково. Я тоже, я тоже!»

Юлин взгляд был едва ли не самой важной причиной, по которой Надя решила остаться.

Веранда, как и рассчитывал Фима, была пуста.

– Теперь куда?

– Туда вон. Там почище.

Они пошли к дальним столикам.

Внизу догуливала свадьба. Чужой праздник, на который Фима поглядывал сквозь лучи иллюминации, превратился в старый любительский фильм на полуживой пленке: краски, разбавленные молоком, люди, стертые до консистенции призраков. На площадке перед растущим немного вкось фонтаном под томное танго покачивались, будто убаюкивая друг друга, жених и невеста. Хмельные свадебные кавалеры рисково опрокидывали визжащих партнёрш к земле. Официантки убирали со столов, демонстративно громко стуча тарелками.

Фима сдвинул грязные стаканы с середины стола и сел, сунув руки в карманы куртки.

Саенко, оставаясь на ногах, ещё раз подробно оглядел Ефима, точно искал что-то.

Под этим жёстким пристальным взглядом Фима снова затосковал. С тех пор как не стало Владычного Стяга и Фима со своими товарищами присоединился к Православной Сотне, ему кажется – он постоянно ходит под чьим-то испытующим взглядом. Живёт как в рентгеновской кабинке. «Что-то не то, – говорит он себе и тут же отмахивается: – Ничего. Присматриваются. Пусть». Но сомнения не отпускают, вяжут по рукам и ногам. Нет, не принимают их сотенцы по-настоящему. А примут ли?

Тоска частенько хватает его за сердце. Зыбко. Скользко. Темно. Так и идёт, спотыкаясь на каждом шагу.

– Где работаешь? – Саенко сел напротив, огляделся зачем-то.

– Пока нигде.

– Вот как? На наши денежки, стало быть, харчишься?

– По мне ведь военкомат плачет. Куда я устроюсь? Пока не нашли меня вояки, а я не напрашиваюсь.

– Так я и смотрю – вроде как раз тебе время подошло. Чего не идёшь-то?

– Не знаю, может, и пойду скоро. Как надумаю. Отец Никифор просил пока при нём побыть.

– Да?

– Ну да.

– Чем-то ты ему понравился, а, Ефим? Как думаешь, чем?

Плоский луч прожектора, выраставший из-за дубовых перил, взвинчивал Фиме нервы. Он специально увёл этого напористого, каждым своим словом давящего на него человека в самый конец веранды – подальше от случайных глаз. Всё-таки допросы принято вести в интимной обстановке. Но сидеть здесь оказалось неудобно.

Один из прожекторов иллюминации бил в потолок у них над головами. Подсвечивая фасад, подсвечивал заодно и лица – набрасывал на них чёрно-белые рельефные маски. Фима тщетно пытался разглядеть лицо собеседника.

– Вот уж выбрал местечко, – Саенко сощурился на свету. – Ты чего такой вялый? Всегда такой?

– Завтра дело. А нам до сих пор ничего не рассказали. Что нам поручат, что будет, где?