Андрей Волос - Победитель

— Ну, что еще? — недовольно спросил Шукуров, подходя. — Места нет?

Он дал короткую очередь в воздух. Пленные в ужасе полезли друг на друга. Оставшиеся торопливо забрались в освободившуюся часть кузова.

— Места нет, места нет, — ворчливо сказал Шукуров. — Найдется, если захочешь…

Плетнев только покачал головой — он еще помнил, как Шукуров гонял своих солдат булыжниками…

Ноги уже совсем не держали, и он присел на парапет. Но через минуту его окликнул Ромашов. Они на пару с Симоновым стояли невдалеке.

— Тут какое дело, Плетнев. Надо в морг на опознание. Со мной поедешь… А это еще что?

Плетнев перевел взгляд. Первухин и два солдата вели от дверей дворца еще одного пленного.

— Вот, — сказал Первухин, подходя. — Командира бригады охраны выловили. Под кроватью прятался. Куда его?

Мрачно и ненавидяще глядя, Джандад сказал что-то на дари.

— Чего он бухтит? — поинтересовался Симонов.

— Рустам! — крикнул Плетнев. — Пойди сюда, пожалуйста! Переводчик нужен!

Шукуров подошел.

— Начальник охраны вроде, — пояснил Симонов. — Спроси, точно ли.

Шукуров задал вопрос. Джандад, помедлив, заговорил, криво усмехаясь и переводя горящий взгляд с одного из них на другого.

Шукуров неожиданно взорвался, заорал, яростно замахнулся.

Джандад сжал зубы и гордо вскинул голову.

— Что он?

Шукуров отвел от него взгляд и нехотя ответил Ромашову:

— А, херню какую-то несет, товарищ майор!..

— Переведи!

— Ну, — начал Шукуров, явно конфузясь. — Говорит, что… в общем, шакалы вы, говорит. Подлецы и предатели. Правнуки, говорит, об этом помнить будут. Нет вам, говорит, прощения…

— Это он про кого? — спросил Ромашов, угрюмо меря Джандада взглядом.

Шукуров развел руками.

— Про нас.

— Сам он шакал! Козел!

Ромашов отвернулся. Щурясь, стал смотреть на изуродованный купол Тадж-Бека.

— Так куда его, Михал Михалыч? — спросил Первухин, зло глядя на Джандада. — Может, того? За угол да шлепнуть?

Ромашов сверкнул на него взглядом из-под насупленных бровей.

— Я тебе шлепну!.. В посольство вези. Пусть там разбираются.

И двинулся к машине.

Коридор был выложен кафельной плиткой. Песчинки визжали под ногами. Звук шагов гулко отдавался от стен.

С ними был майор-кадровик — в чистой афганской форме, с черной папкой в руках.

У двери стоял вооруженный солдат «мусульманского» батальона. Увидев вошедших, отступил в сторону.

Они вошли внутрь.

Одна из люминесцентных ламп моргала и щелкала в ритме какой-то безумной морзянки.

Здесь тоже были кафельные полы. И кафельные стены.

За столом у низкого окна, сплошь замазанного известкой, сидел пожилой человек в белом не очень чистом халате, в такой же белой шапке и клеенчатом фартуке.

Когда они вошли, он встал.

В помещении стояли одиннадцать солдатских носилок. Убитые были накрыты простынями.

Кадровик остановился у первых носилок, деловито раскрыл папку, достал карандаш.

Служитель откинул простыню. Плетнев увидел мертвое лицо Князева. Через секунду отвел взгляд.

— Так, — тяжелым глухим голосом сказал Симонов. — Полковник Князев… Григорий Трофимович.

Служитель закрыл лицо Князева простыней и перешел к следующим носилкам.

Кадровик проборматывал то, что писал. И было слышно, как карандаш шуршит по бумаге.

— Князев… Трофимович… Дальше.

Служитель откинул простыню с бескровного лица.

Это был Раздоров.

— Эх, елки-палки! Ну что ж ты будешь делать, а!.. — пробормотал Симонов. — Раздоров. Капитан Раздоров. Владимир Варфоломеевич.

— Раздоров… Вар-фо-ло-ме-евич… — Кадровик покачал головой: мол, надо же, какие еще имена попадаются! — Так. Дальше.

Тело в грязном белом халате, обильно пропитанном почернелой кровью. Лицо Николая Петровича разгладилось.

— Врач, — констатировал Симонов. — Надо у посольских спросить.

Плетнев сглотнул комок.

— Не надо. Я знаю. Это полковник Кузнецов. Николай Петрович Кузнецов.

— Точно? — подозрительно взглянув, спросил кадровик.

Плетнев отвернулся.

На четвертых носилках лежал Зубов. Его лицо, прежде всегда смеющееся и розовое, было искажено гримасой боли и залито бледной синевой — как будто неумелым гримом.

— Зубов…

— Да, Зубов, — ровно сказал Ромашов. — Константин Алексеевич Зубов. Капитан.

Кадровик записал, по-прежнему приборматывая себе под нос.

Они перешли дальше.

Служитель откинул простыню.

Плетнев всего ожидал. Но только не этого!