Андрей Волос - Победитель

— Вы еще пожалеете! — закричал один из штатских.

Аникин оглянулся. Обвел взглядом салон. Раненые смотрели на них испуганно.

— Смотри, как бы прямо сейчас этого не случилось, — буркнул Аникин невпопад, но угрожающе, и пошел к выходу.

Двигатели уже выли, набирая обороты.

— Спасибо, — скованно сказала Вера. — До свидания!..

Рев авиационных турбин глушил ее голос — он казался тонким и плоским как бумага.

Ему стало ее ужасно жалко. Но он не знал ни того, как эту жалость проявить, ни даже того, хочет ли она его жалости.

— Да не за что, — с досадой ответил Плетнев. — До свидания.

Наверное, ему нужно было сказать все как есть. Что он любит ее. И что ему жаль с ней расставаться. И что он найдет ее, когда вернется в Москву. И что он не виноват в том, что случилось… Точнее, он тоже виноват, но… но кто же знал, что так получится?.. Он виноват, но… но ведь у них работа такая… Поняла бы она его или нет?..

Плетнев сунул руку в карман. Нащупал холодный кусочек металла. Он его как-то успокаивал… В общем, вместо того чтобы сказать что-нибудь связное, нервно крутил в пальцах пулю и хмурился. И не знал, что сказать. И потом: что если Вера посмотрит на него, как… ну, как смотрела в этом проклятом Тадж-Беке!

— Что это?

— Где? А, это… неважно. Ерунда, — сунул пулю обратно в карман и резко сказал: — Ладно, до свидания!

И не оглядываясь пошел к выходу.

Аппарель поднялась. Самолет начал рулежку.

У Ивана Ивановича, державшего в руках винтовку Амина, было очень торжественное лицо.

Что касается резидента Мосякова, то у него лицо было не торжественное, а торжествующее.

Резидент взял винтовку и как следует ее рассмотрел. Приложился, целя в окно. Отнял от плеча, снова рассмотрел и опять приложился, сощурив глаз.

— Восемь прицелов, говоришь?

— Так точно, — гордо ответил Иван Иванович. — Дальность боя два километра.

Резидент опустил винтовку и с сомнением посмотрел на Ивана Ивановича.

— Ну, без малого, — поправился Иван Иванович.

Группу поселили в одном из посольских зданий. Это было что-то вроде ведомственной гостиницы. Две лампочки в простом абажуре. Четыре застеленные кровати. Радиола «Ригонда» на подоконнике — сейчас из нее негромко пел Утесов: «Мишка, Мишка, где твоя улыбка!..» В углу стояли четыре автомата, два ящика с патронами, валялись подсумки. На столе — консервные банки, граненые стаканы, несколько бутылок водки, лепешки, пяток луковиц.

Плетнев валялся на кровати, прислонившись к спинке, и рассеянно вертел свою пулю.

Первухин сидел у окна. Он лениво покручивал верньер радиоприемника. Утесов сменился французской речью, речь — совсем уж невнятным шумом… Потом зазвучала афганская, что ли, музыка… Снова речь — теперь уже по-английски… Плетнев хотел было тормознуть его и дождаться новостей — все-таки любопытно, что, например, американцы про все это наврут… но подумал: какая разница? — и сдержался. Потом затренькал какой-то джаз.

— И куда все провалились? — риторически спросил Первухин, оставляя приемник в покое. — Так и Новый год прозеваем…

Распахнулась дверь. Аникин впятился, неся заиндевелое дерево. Кроме того, в руке у него была пустая пулеметная лента.

— Ну ни фига себе! — сказал Первухин, поворачиваясь и разглядывая. — Елка!

— Это не елка, — поправил его Аникин. — Это, брат, что-то типа можжевельника, что ли… Хрен поймешь. Сторож говорит, арчой называется.

Насвистывая, Аникин взял три автомата, поставил арчу, подпер с трех сторон автоматами и обмотал концы стволов брезентовым ремнем. Теперь деревце стояло как в треноге.

Первухин хмыкнул.

— Твою бы прыть — да в мирных целях…

Он выбрал одну из консервных банок и оглянулся, ища нож.

Аникин уже пристраивал на ветки пулеметную ленту.

— Не боись — голь на выдумки хитра! Все в лучшем виде будет. Это у нас канитель… Куда! — Лента с шорохом съехала, он снова начал ее прилаживать. — Что ж мы, не люди, что ли? Война войной, а Новый год по распорядку.

— А ты чего валяешься как говядина? — спросил Первухин.

Плетнев пожал плечами.

— Пусть валяется, — распорядился на его счет Аникин, вставляя свечу в гранату без запала. — Сейчас я ему работку придумаю… Во!

И горделиво показал Первухину.

— Молоток, — одобрил Первухин.

Аникин воткнул таким же образом еще несколько свечей, пару поставил на стол, остальные под елку.

Потом кивнул на бутылки.

— Может, накатим? Для разминки…