Не смотря на то, что мы еще в Ангарске договорились, что поведем мотоцикл по очереди, я не испытывала ни малейшего желания сесть за руль этой длинноногой лошади, о чем и сообщила Андрею. О каком вождении можно говорить, если я ногами еле достаю до земли? А если я его уроню? — конец баку и поворотникам! Правда, я дипломатично умалчиваю, что у Андрея такая же проблема — рост у нас одинаковый. Но он, в отличие от меня, никогда ничего не боится — иногда мне кажется, что воображение, в том качестве, в котором оно присутствует у меня — то есть воображение, рисующие всяческие беды и несчастья, у него отсутствует. Тем лучше для нас обоих, по крайней мере, один из нас всегда остается бесстрашным, а второй — осторожным. Он выслушал меня и пожал плечами. Он был в азарте: мотоцикл легко выдавал сотню, в лицо били лучи солнца, назад убегали поросшие яркой зеленью обочины. И потом — ведь это был его мотоцикл! Его! Так что я решила отстраниться. Он и так практически отдал мне свой «Соло» после того, как утонул мой «Урал». Кто из мужчин может отдать свою любимую машину жене? А любимый мотоцикл? Вот, то—то и оно!
Перед Кемерово нас остановила полосатая палочка гаишника.
Мотоцикл послушно свернул на обочину и остановился возле веснушчатого инспектора в мокрой от пота голубенькой форме. Мы стали стаскивать с себя шлемы. Инспектор отправился к нам, но вдруг нерешительно остановился и сдвинул жезлом фуражку на затылок.
— Я что—то не понял… — вдруг протянул он. — Да вы хоть русские?
Радостно екнуло сердце: раз нас приняли за каких—нибудь «дойчей» или «америкосов», значит, наша «лошадь» была хоть и стара, но все же породиста! И хоть и велик был соблазн сказать что—нибудь вроде: «Yes of course. But do you speak english?» (Да, конечно, но все же — вы говорите по—английски?) просто, чтобы увидеть, как глаза гаишника округляться еще больше, и он совсем растеряется, потому что все английские слова разом вылетят у него из головы — я знаю, со мной самой такое происходило неоднократно, я вдруг сжалилась над парнем. Несмотря на ранний час, над дорогой уже стояло жаркое марево, мозги у него вытекали из под фуражки обильными каплями пота, да к тому же — кто знает? — вдруг не поймет моей шутки или — что еще хуже! — окажется полиглотом? — неприятностей тогда не оберешься. Или — невиданное дело? — вдруг в самом деле примет нас за иностранцев и потребует с нас документы! Ни разу, ни разу за все шесть лет я не видела, чтобы у иностранцев наши гайцы [5] гайцы — гаишники
проверяли документы, но случай, говорят, бывает всякий…
Поэтому, быстренько стащив с лица бандану, я почему—то басом сказала:
— Да русские мы, русские!
И это чистосердечное признание обошлось нам в сто рублей. Андрей даже обрадовался, узнав, за что с нас требуют деньги — оказывается, мы превысили скорость! Ни разу за десять лет водительского стажа его не штрафовали за превышение скорости. Ну, во—первых, потому что он всегда ездил на «Урале» или на «Урале» с коляской, а во—вторых, потому что он, собственно говоря, отличался неторопливой ездой. Это я с самого начала носилась, как угорелая, распугивая автомобилистов. У Андрея всегда было другое отношение к езде — ездить он любил. То есть ему важно было не просто доехать из пункта А в пункт В, ему важен был сам процесс, который приносил ему колоссальное удовольствие: ему нравилось ехать неторопливо, так чтобы можно было рассмотреть все на обочинах дороги, ему нравились и остановки — он получал массу наслаждения даже от обычного кофе, сваренного у обочины на примусе. Но тут, видно, уже сказалось влияние «Ямахи» — он был рад тому, что мы вместо положенных шестидесяти шли девяносто. И поэтому даже поторговался с гаишником, выиграв для семейного бюджета нелишний полтинник.
— А чё ты так, проблемы что ли? — удивился гаишник.
— Да, что—то с движком, глохнет на холостых.
Но нет худа без добра. Взгляд Андрея снова обратился к мотоциклу, и на этот раз взгляд этот упал под каким—то особым углом.
— Я понял, в чем дело! — хлопнул он себя по лбу. — Они неправильно прокинули тросик обогатителя! Смотри — его закусывает!
Так и было. Утром Андрей открыл обогатитель, чтобы завести мотоцикл, потом закрыл, тросик закусило, клапан не закрылся, мотоцикл захлебывался бензином и то и дело глох.
Прокидывая тросик, Андрей придумывал горе—механикам «Новосибмото» прозвища, среди которых «ездюки» и «щенки молодые» были самыми безобидными.
Проблема исчезла, как и не было.
Читать дальше