платок,
Которым она коснулась губ,
Пикантный стон, когда он заплатил.
Но слышали бы вы, как он говорил:
И юный Катулл и Юлий Цезарь вместе;
Тори с замашками парвеню, задающий
головомойку
Политическому хаму, наглецу. А потом -
Сердце роняло лепестки,
латинские стихи.
Стихи Сатклиффа не отличались разнообразием:
Гори, сверкай, огонь небесный,
Мне подари пожар телесный,
Меж колеями двух путей -
К пурпурной шлюхе мчусь моей,
Весны томленье скорей лови -
Дадим друг дружке урок любви.
Эго (обычно говорил Аффад) есть нечто мешающее состоянию высшего посвящения — крошечные проблески целого; как если бы сквозь них проходил свет, оставляя след другой реальности. Еще он говорил: «Любовь не будет жить подачками, она требует полной самоотдачи. Если она не любит, то ваш корабль пойдет ко дну». Обри услышал, как он спрашивал С: «Что мне сделать, чтобы вы стали более живым?»
Подобны в этом лесбиянкам,
Птицы, как те — к губам губами,
Друг к дружке льнут хвостами.
Но — строго между нами -
Нашелся б член отменный,
Распрощались бы мгновенно.
Увы! Теперешние ловеласы
Точить умеют только лясы!
Грязь… Говно… Глухарь… очарованный любовью в старом Бомбее — мысль пылка, когда жива… много мыслей съедают жизнь. Блэнфорд сказал Сатклиффу: «Читать ваши стихи все равно, что вычерпывать воду из пруда, заранее зная, что труп найти не удастся».
Девчонка-сорванец с клитором, как выступ на лезвии конька, ищет того, кто найдет ей разумное применение. Сатклифф: «Чтобы доставить ей удовольствие, я должен был лаять, как ее давно покойный пекинес, которого переехал автомобиль и который был похоронен в глубине сада. В конце концов, я охрип, дорогой друг! А пекинеса звали Густав».
Параличные резвуны, дряхлые весельчаки! Когда-то Абсолютная Истина сосуществовала с Возвышенным, и поэты знали, на каком они свете, во всяком случае, думали, что знали. А теперь что? Если не можешь набрать полные легкие воздуха из-за астмы, то как остудить овсянку твоей нимфы? Мужчина настолько слаб, что ему требуется покровительство женской страсти.
Взял в жены я прекрасную девицу,
Уж, точно, compos mentis [123] В здравом уме и твердой памяти (лат.) .
милая была,
На Атлантиду съездить, подивиться,
Решили мы, она и я.
Нам «С Новым годом!» бражники кричали,
А клоны их — подружек угощали, веселясь.
На арфы зачехленные похожи, с себя сдирали
Худые лесбиянки платья,
в нетерпении крутясь.
Чмок — сюда, и чмок туда,
Любят виски эти «господа».
Итак, пришел денек -
Мы видим Атлантиду,
Сверкающую, как павлин.
Но это только с виду.
Встречают нас Кибелы жрицы,
Невинные и славные девицы!
На подходе новые дни — женщины становятся станциями секс-обслуживания: никаких привязанностей, одно лишь распределение безликой приятельской похоти. Современные барышни, тела их искалечены невниманием. Этих девочек недостаточно ласкают и воспитывают с отвращением, их не уважают и не трепещут перед ними, как они того заслуживают. Благочестие, не познавшее любви… Anorexia nervosa [124] Отсутствие аппетита, вызванное нервным расстройством (лат.) .
— вот как будут звать завтрашних монахинь — злость, долго накапливающаяся из-за неадекватности. Нахальные, искоса, взгляды, стоит разволноваться или немного выпить. Ах, какие мужчины благородные, какие чудесные! Они иногда способны быть моногамными особями!
Бедняга Блэнфорд, вечно он пишет какие-то заметки или берет на заметку. «Пруст, последний великий мастер метафоры в европейской истории искусств, относителен и случаен с определенной точки зрения; эго, чувственный опыт, история… Собственноручная подпись, вот что такое память, суть в том, что человек идет вперед благодаря памяти — благодаря памяти в нем искусственно поддерживается жизнь. История! Что такое история? Всего-навсего слухи, так считают восточные мудрецы, и пять чувств, пять искусств — ее плюмаж. Ибо после появления теории относительности и прочих темных теорий и тем, вроде поля отношения, и вселенная становится космически бессмысленной. Относительность не подразумевает отношение! Monsieur est ravagé par le bonheur! [125] Месье измучен счастьем (фр.) .
Как где-то пишет Флобер: «Moi, je т 'emmerde dans la perfection!» [126] Что до меня, то мне осточертевает совершенство (фр.) .
Дурак ждет хорошей погоды, а умный дорожит и каждым порывом ветра, и каждой минутой затишья. В юности он стремился в Париж, город искусственной любви. Город высоких красоток, похожих на отлично тренированных лошадок-качалок. Любовь — это восторг, заключенный в ритме; мы покачивались, как эмбрионы под струящиеся блюзы. Жажда добра оборачивается безумием. Позволь себе на былых крыльях музыки воспарить, погрузиться во Время!
Читать дальше