Александр Бренер - Жития убиенных художников

— С Джо Далессандро и Джейн Биркин?

— Да.

— Генсбур сказал мне, что три тысячи всегда имел при себе Пикабиа, его любимый поэт.

— Я люблю Пикабиа, — сказал я.

— Ах так, — сказал Ньютон, — вы знаете и Генсбура, и Пикабиа… Хорошо, я дам вам деньги.

И он залез в карман и извлёк оттуда пачку долларов.

— Здесь полторы тысячи, — сказал он. — А другие полторы я оставлю себе, ведь день ещё не кончился.

— Да, — сказал я. — Они вам могут пригодиться.

Деньги уже были в моей руке.

— Спасибо, — сказал я. — Большое спасибо.

— Желаю удачи в Мексике, — сказал Ньютон. — А вы встречали Айдан Салахову в Москве?

— Да.

— Но вы туда не собираетесь?

— Нет. Только в Мексику.

— Хорошо, — сказал Ньютон. — Удачи.

И повернувшись спиной, он влез в свой «Ягуар».

Машина тронулась. Я помахал ему на прощание.

Эти полторы тысячи мне очень пригодились в Нью-Йорке. В Мексику я тогда не попал. Поехал туда с Барбарой через несколько лет.

Спасибо, Ньютон, спасибо.

А сейчас я хочу плюнуть в рожу Джону Бальдессари, знаменитому концептуалисту.

Мне этот американский художник тоже, кстати, нравился. Не так, конечно, как Ньютон, но нравился. А сейчас уже нет.

Я разговаривал с Бальдессари дважды.

Первый раз это случилось в Вене, на вечеринке, устроенной дилером Хьюбертом Клокером. Клокер интересовался мною, купил несколько наших с Барбарой рисунков. И вот однажды, совершенно неожиданно, пригласил на вечеринку в честь старейшего и заслуженнейшего художника Джона Бальдессари из Калифорнии.

На этой вечеринке все ходили перед Бальдессари на цыпочках. Он сидел во главе стола, а вокруг него танцевали матроны и кураторы, критики и коллекционеры. Все любили Джона. И он тоже всех их любил — по капле, по горсточке. Он был похож на волхва — большой, седой, с длинными волосами и бородой, в широких шерстяных одеждах, с величавыми жестами. Настоящий волхв — только не тот, что приносит дары младенцу. Нет, здесь все дары приносились волхву Бальдессари.

В тот вечер я чуть не подрался с немецким художником Альбертом Оленом. Мы сидели с ним рядышком и ели маслины из одной миски, вот он и пристал:

— А есть такие маслины в Москве? А фисташки? А что пьют московские художники? Водку? Виски? Коньяк? Пиво? А чем они закусывают вместо маслин?

— Московские художники едят на закуску говно Виктора Мизиано и Иосифа Бакштейна, — сказал я.

Альберт Олен, кажется, обиделся за московских художников.

Потом Хьюберт Клокер подвёл меня к великому Джону Бальдессари и сказал:

— Вот русский художник, который нарисовал знак доллара на картине Малевича.

Бальдессари посмотрел и сказал:

— Хорошо, хорошо… Чем я могу быть вам полезен?

— Подарите мне ваши ботинки.

На нём действительно были отличные армейские ботинки.

Бальдессари захихикал. Загоготал и Клокер. Он был страшно похож на супердиверсанта Отто Скорцени — огромный, хищный.

Моё искреннее желание получить ботинки было принято за шутку.

Ты болван и чурбан, Бальдессари!

Вторая наша встреча произошла в Цюрихе. Там у Бальдессари открывалась выставка в небольшой, но важной галерейке. Было заранее объявлено, что на вернисаже он будет раздавать автографы, а также беседовать с посетителями.

Мы с Барбарой решили продать ему нашу книгу-лубок «Fuck off and die alone». Эту книжку мы самиздатом напечатали в Лиссабоне. А потом оказались в богатом Цюрихе, где всё так жирно и дорого, как в трусах Ким Кардашьян. Нам нужны были деньги.

Фотомонтажи Бальдессари на этой выставке были мизерные, зато очередь за автографами — солидная.

Наконец мы дождались аудиенции.

— Вы хотите автограф?

— Нет, Джон, лучше купите нашу книгу. Мы тоже можем подписать вам её.

— Книгу?

— Ну да, вот эту, настоящее плебейское порно. Вы сможете подрочить.

Джон Бальдессари был возмущён. Он даже побагровел.

— Уходите, не мешайте нам, — строго сказал то ли галерист, то ли какой-то мелкий холуй.

Чёртов Джон так и не купил у нас книгу, даже её не полистал. Ну и пошёл он в жопу!

Между прочим, самую лучшую нашу продажу мы провели в Вене — с критиком Георгом Шоллхаммером. Есть такой прогрессивный куратор и автор, пишущий о современном искусстве Восточной Европы и прочей ерунде.

Как-то мы заявились к нему в офис с маленьким рисунком. На нём акварельными красками была изображена большущая куча говна и крошечный домик. Картинка называлась «Дом на говне» и была посвящена Илье Зданевичу.