Сара Аллен: Первые заморозки

— Я больше не буду с ней видеться. Даю слово.

Сидни рассмеялась. Потом повернулась к нему и сказала:

— Ох, давай не будем разводить мелодраму. Это только сделало бы всех вокруг несчастными. Включая меня и ее отца.

— Я вас не понимаю.

Джош обхватил плечи руками, ежась от пронизывающего холода. Он выскочил на крыльцо в одних шортах и футболке.

— Я не могу принимать решения за тебя. И не могу заставить ни тебя, ни мою дочь учиться на моих ошибках. Я могу лишь предоставить тебе выбор. Существует другой вариант. Твой отец никогда его для себя даже не рассматривал. А ты мог бы.

— И что же это за вариант?

— Бэй не может жить в твоем мире. Зато ты можешь жить в ее. Если решишь, что ты этого хочешь, приходи сегодня днем на нашу вечеринку в честь первых заморозков в сад Уэверли. Мы странная семейка, но мы любим друг друга. Если хочешь к нам присоединиться — добро пожаловать. — Она похлопала его по плечу. — А теперь иди в дом, пока не окоченел.

Он стоял и смотрел, как она шагает к своему «мини-куперу». Она готова уже была сесть в машину, когда Джош окликнул ее:

— Сидни! Что побудило вас прийти сюда?

— У меня осталось не так много возможностей спасти ее от горестей. Времена, когда я заклеивала ей пластырем разбитые коленки и рассказывала на ночь сказки, уже почти прошли. Но сейчас я могу все поправить простым «добро пожаловать».

Она села в машину и уехала, а Джош вдруг поймал себя на мысли: неужели это действительно так просто? Выбрать себе жизнь?

Может, не обязательно позволять другим решать за тебя, каким станет твое будущее? Может, ты имеешь право сам выбирать свой путь?

Может, любовь — это не что-то такое, что случается с тобой помимо твоей воли? Может, это что-то такое, во что ты бросаешься как в омут с головой?

Может быть — ведь может же такое быть? — все это твой самостоятельный выбор?

Чуть позже в дом Уэверли приехал Генри, и они с Тайлером вынесли в сад большой стол и разномастные стулья, предусмотрительно поставив их там, где яблоня не могла до них дотянуться.

Затем прибыли Эванель с Фредом, и они все вместе принялись носить еду из дома в сад. В первую очередь, конечно, инжирно-перечный хлеб. Лазанью, приготовленную в миниатюрных тыковках, и грильяж из тыквенных семечек. Суп из жареного красного перца и пряные картофельно-карамельные лепешки. Кукурузные маффины, шарики из попкорна на коричневом сахаре и десяток кексиков с разноцветной сахарной глазурью, искрящейся, точно изморозь, ибо какие же заморозки без изморози? Грушевое пиво и гвоздично-имбирный эль в темных бутылках ждали своего часа в ведре со льдом. Они ели и ели, и чем больше съедали, тем больше, казалось, на столе оставалось еды. Булочки, клюквенный сыр и грецкие орехи появлялись из ниоткуда сами собой, когда они решали, что попробовали уже все.

Они смеялись и болтали обо всяких пустяках, потому что это было облегчение — быть в силах и в настроении болтать обо всяких пустяках.

Когда начало смеркаться, послышались голоса ребятишек, собиравших конфеты. Дом Уэверли все они обходили стороной: кто знает, какие сладости могла дать им Клер? Что-то, что сделало бы их пугающе честными, или что-то, что заставило бы их слушаться родителей? Нет уж, спасибо, думали они. Лучше «марсы» и «сникерсы».

Когда стемнело окончательно, они вынесли из дома фонари и галогеновые нагреватели и расставили по всему саду. Они зажгли на столе свечи, и все это время яблоня дрожала, роняя наземь белые цветы. Когда лепестки падали на горящие свечи, они с шипением превращались в пепел, оставляя после себя аромат настолько прекрасный, что он пах одновременно вчерашним и завтрашним днем.

Клер подумала о том, как на протяжении нескольких следующих недель ей придется каждый день сгребать опавший яблоневый цвет в кучи и в огромных мешках выставлять на обочину. Оттуда их неизбежно заберут женщины, считавшие, что, если нырнуть в ворох лепестков, кожа их станет сияющей. И мужчины, воображавшие, что если они набьют ими свои матрасы, то им будут сниться сны о деньгах, прекрасных сыновьях и красавицах-женах — обо всем том, чего мужчинам полагалось хотеть, тогда как на самом деле во сне они видели своих матерей. И дети, которые будут строить из них у себя на заднем дворе большие белые замки, веря, что смогут жить в них всегда и никогда не взрослеть.

У Клер прямо чесались руки поскорее взяться за грабли. Она так по всему этому соскучилась.

Пиршество затягивалось, и всем уже надоело смахивать с волос и одежды яблоневый цвет, поэтому они просто сидели, а лепестки скапливались на них, что, судя по всему, доставляло яблоне особое удовольствие. Очень скоро вся их компания стала выглядеть так, как будто они застыли во времени, занесенные снегами, словно люди из сказки, которые заколдованы и вечно сидят на пиру, ожидая, пока не приедет принц и не расколдует их.