Александр Проханов - Среди пуль

– Как вас узнать? – спросил Белосельцев.

– Кожаная черная куртка. Синие джинсы.

– Я буду в сером плаще.

Зуммер в трубке. Частое биение сердца. Остывающий Дом Советов. Крохотное, цветущее на скале деревце персика.

Они встретились у входа в метро, где шнырял и толпился люд, продавались газеты, какие-то пьяные пили из горлышка и смеялись и неслась из кассетника шальная, непристойная песня.

Человек, пришедший на встречу, был невысок, подтянут. Волосы коротко стриженные, белесые. Выпуклые надбровные дуги, серые глаза, которые твердо и внимательно осмотрели Белосельцева, словно исследовали его мускулы, сухожилия, оценили его вес, подвижность, наличие или отсутствие оружия. Белосельцев угадал в нем офицера. Загорелое лицо не обмануло спокойным выражением. Человек был готов к рывку и удару. Под кожаной курткой на тонких ремнях скрывалась кобура с пистолетом. Где-то рядом, не видимый в толпе выпивох и торговцев, присутствовал его зоркий напарник.

– Я из Дома Советов, – сказал Белосельцев. – Меня послал Руцкой. Он сказал, что вы спасли его в Панджшере. Дал мне пароль, номер вашего бэтээра. Еще он сказал, что рекомендовал вас в подразделение «Альфа». Просил передать сообщение.

– Что хочет Александр Владимирович? – офицер слушал Белосельцева спокойно. Медленно поводил глазами вдоль тротуаров, по которым валила толпа. По проезжей части, где мчались автомобили. По эстакаде, где тянулась и звенела вагонами электричка. Выслеживал, выуживал из мельканий и звуков признаки опасности.

– Он просил, чтобы офицеры «Альфы» не участвовали в штурме Дома Советов. Просил передать, что в Доме Советов много детей и женщин, безоружных депутатов. Это будет истреблением безоружного народа. Он верит, что бойцы «Альфы» не позволят вовлечь себя в кровавое преступление и им не будет стыдно смотреть в глаза своих матерей и жен.

Человек молчал. Было неясно, какие чувства вызвали в нем услышанные слова. Белосельцев старался вовлечь его в свои переживания, не отпугнуть, не показаться враждебным. Найти единственно верную интонацию.

– Мы ведем переговоры с командующими округов, – продолжал Белосельцев. – С главами регионов. С парламентами других государств. Чаша весов колеблется, склоняется в нашу пользу. Возможна провокация. Возможны глупость и мерзость. Если мы выдержим несколько дней, договоримся друг с другом, не раздастся ни единого выстрела. Они просто сядут на самолеты и улетят за рубеж. И мы вздохнем, наконец, свободно.

Человек молчал. Чуть заметно вздрагивали его желваки. Белосельцев вспомнил янтарно-белый дворец в предместьях Кабула, накаленные солнцем горы. Ему, прилетевшему впервые в Кабул, показывали, где группа захвата «Альфа» штурмовала портал и лестницу, врывалась в кабинеты и спальни, и у резного золоченого бара выволокла и добила голого, терявшего сознание Амина.

– Я знаю, вы служили в Баграме, – сказал Белосельцев. – Я служил в Кандагаре, в Фарахе, в провинции Гельменд. С людьми из вашей части мы уходили на досмотр караванов в пустыню Регистан. Моя спецгруппа вытаскивала ваши бэтээры, когда они попали в засаду. Тогда мы спасали друг друга. Спасем еще раз… Что я скажу Руцкому?

– Мы обсуждаем в своем кругу эту проблему, – медленно ответил офицер. – Естественно, мы не хотим, чтобы нас подставили. Не хотим сейчас, как не хотели в девяносто первом. Штурмовать дворец Амина в Кабуле или Дом Советов в Москве – это разные вещи. Но мы не пришли к единому мнению. Приказ – есть приказ. Если он будет получен, мы пойдем. Я доложу о нашей встрече командиру.

– Когда мы снова увидимся?

– Послезавтра. Позвоните в обед.

– Надеюсь на доброе известие.

Тот кивнул и ушел. Он сбежал по ступенькам в переход метро, и Белосельцеву показалось, что какой-то молодой человек, такой же подвижный и легкий, отделился от лотка и сбежал за ним следом.

Он выполнил приказание Руцкого, встретился с офицером «Альфы». Но ответ командира последует через день. У него оставалось время для других неотложных дел.

Наугад, без надежды на успех, он позвонил азербайджанцу Акифу. И нежданно застал его в этот субботний полдень.

– Приезжай! – радостно, жарко сказал Акиф.

Вскоре Белосельцев входил в солнечный кабинет. Хозяин, маленький, круглый, вращая темными, как маслины, глазами, сидел под портретом Сталина. Он не отвечал на телефонные звонки. Набросился на Белосельцева с расспросами, страстными проклятиями в адрес Ельцина, с бурными изъявлениями гнева и возмущения.