Александр Проханов - Среди пуль

Столь же невозможным для теракта был отрезок Нового Арбата от Кремля и Манежа до Садового кольца, где на углу вращался синий стеклянный глобус с надписью «Аэрофлот». Рестораны, кафе, нарядные витрины, непрерывное движение толпы, кишащие милиционеры, патрульные машины – все исключало теракт, делало невозможным удар. Он брел в горячем воздухе проспекта, среди запаха духов, дорогого табака, бензина, наблюдал, как в огромных зеркальных окнах туманятся ресторанные залы и красивые женщины задерживаются у витрин, где выставлены браслеты и ожерелья.

И вдруг его осенило. Был дом, огромный, одинокий, на набережной, напротив здания мэрии, вдоль которого струился проспект. В ту ночь Каретный и Марк, загадочный боевик-иностранец, взяли штурмом контору. Там было окно, распахнутое в золотистый сумрак с близким стеклянным небоскребом мэрии, с белым Домом Советов, туманной, стеариново-желтой «Украиной», глазированным, кишащим огнями проспектом. Красные хвостовые огни взлетали на мост, исчезали вдали, а навстречу, белые, золотые, катились шары, вспышки света, и Каретный с молодым иностранцем о чем-то возбужденно шептались.

Тот дом на углу, крыша, чердак – вот место, которое нужно разведать. В слуховом окне, среди асбестовых труб, старых досок, душного, накаленного за день железа он оборудует боевую позицию. Построит ячейку, заранее принесет гранатомет. И в урочный час, легкий, не обремененный оружием, проникнет на чердак, затаится в ожидании цели, всматриваясь в мерцающий проспект.

Туда, к этому дому, он решил направиться в сумерках, не сомневаясь в успехе задуманного.

Дом возвышался как темный одинокий утес. Мимо шелестел, брызгал светом, пузырился проспект, оставляя на асфальте мазки света, размытые траектории лимузинов. За домом на черной ночной реке золотились огни, двигалась баржа. Она уходила под мост, на котором искрилась дуга, осыпала в черную реку огненные отражения.

Белосельцев обошел дом снаружи, присматриваясь, нет ли и здесь постов, переодетых, притаившихся в подъездах охранников. Было пустынно, из огромной квадратной арки дуло сыростью. Начинал накрапывать дождь. Асфальт потемнел, залоснился, а близкое, озаренное здание мэрии погрузилось в млечную дымку, сквозь которую воспаленно, как палубы проплывавшего корабля, сияли стеклянные этажи.

Сквозь арку он вошел во двор. Вспомнил недавнее посещение этого сумрачного тесного подворья, уставленного припаркованными автомобилями, гаражами, песочницами. Тогда вместе с Каретным и группой захвата они вошли в подъезд, поднялись в лифте и взяли штурмом чью-то контору.

Теперь, проникая в тускло освещенный, пахнущий плесенью и каким-то неорганическим едким зловонием подъезд, Белосельцев сразу вспомнил эти запахи, и у него возникло чувство опасности. Обострились зрение, слух. Он чутко прислушивался к тишине лестничных клеток, всматривался в зарешеченную шахту лифта.

В тесном лифте, с плевками и окурками на полу, с прожженными и продавленными кнопками, он поднялся на последний этаж. Осторожно прихлопнул стальную дверь. Постоял, оглядываясь.

Он помнил, что с этой последней площадки вверх на чердак уводила темная лестница, а квартира, которую предстояло штурмовать, была в глубине площадки. Теперь здесь все изменилось. Ход на чердак и квартира были объединены и закрыты тяжелой, стальной, обитой кожей дверью, на которой не было квартирного номера, поблескивала кнопка звонка, слабо светился смотровой глазок.

Белосельцев осматривал дверь, понимая, что ход на чердак был умышленно упрятан за эту преграду, присоединен к захваченной территории. Быть может, сам захват был произведен ради этого присоединения, позволившего контролировать выход на крышу.

Его подмывало позвонить в дверь, потревожить обитателей, увидеть их лица. А потом извиниться, сказать, что ошибся квартирой, и уйти. Он уже протягивал руку к звонку, когда заметил, что смотровой глазок погас. Кто-то неслышный, невидимый обнаружил его присутствие, погасил внутри помещения свет и теперь наблюдает за ним. Чувствовалось присутствие человека за железной дверью, его пристальный, наблюдающий взгляд.

Белосельцев достал из кармана записную книжку, полистал ее. Обвел глазами двери соседних квартир, делая вид, что сверяет номера. Разочарованно покачал головой, спрятал книжку и направился к лифту, имитируя разочарование, ошибку, желая обмануть, успокоить невидимого соглядатая, наблюдавшего за ним сквозь глазок.