Андрей Степанов - Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта

– Буду.

Долго уговаривать Малашу высказать претензии не пришлось. После первой же рюмки ее отрывистые реплики стали складываться в связный монолог.

– Нет у тебя художников! – объявила она. – С Коляном раньше еще можно было работать, пока он под тупорогого косил. Но теперь всё. Ректор, блин! Буддович, блин! Ты видел, что он в Википедии про себя написал? У него там биография начинается с раздела «Предшествующие жизни». Он скоро и в Союз художников вступит, попомни мое слово. Остальные всегда были отстой. Вадик этот, окунь глушеный, задолбал концепциями глубже некуда. Тереша этот со своей рожей гумозной. Но главное, конечно, – это борода. По волоску бы выдрала… Короче, художников у тебя нет ни одного. Одни соплежуи, психи и конформисты. Нас ждет эра политического искусства, и тебе там места не будет!

Критика синькинского проекта слева продолжалась довольно долго. В выражениях Малаша не стеснялась, и это очень забавляло куратора. Что касается Тимоти, то он только молча пожирал предмет своего интереса круглыми от изумления глазами: вставить слово в диалог таких действующих вулканов, как Синькин и Малаша, батлеру нечего было и мечтать.

– …а теперь эту хурму с медведями затеял. Да ты хоть знаешь, что медведь самое ссыкливое животное? Как-нибудь залью в ютуб, как я на медведя ходила.

– Залей, Малашенька, – радовался Синькин. – Залей, пожалуйста! А мы в проект вставим. И вообще, кончай придуриваться, возвращайся в рай. А если тебе кажется, что выставка – которую ты, кстати, еще не видела – недостаточно горячая, так берись сама, пожалуйста. Участвуй! Пирожки свои пеки. Когда я тебя ограничивал?

– Всегда! Целуйся дальше с этой властью, а я хрен к тебе вернусь!

– Ну, выпьем еще!

Примерно через час Малаша объявила:

– Что-то мне на клапан давит, сейчас приду.

Арт-директор – совершенно трезвый – проводил ее взглядом и увидел, что Малаша, направившись к выходу, не свернула в закуток к туалету, а толкнула дверь на улицу и вышла на воздух. Синькин велел Тимофею оставаться на месте и незаметно двинулся за ней следом.

Сквозь полупрозрачное стекло витрины бара он увидел, что Малаша закурила, потопталась под фонарем, огляделась, а потом, разглядев нечто в конце улицы, щелчком отбросила сигарету и направилась туда быстрым шагом.

Синькин подскочил к выходу и высунул нос наружу.

– А ну брысь отсюда! – орала Малаша на всю улицу, подлетая к старой «Волге». – Вы что, старички, совсем чебурахнулись? Он же знает эту тачку. Отъезжай, кому сказано! За углом встаньте!

Из машины что-то возразили, на что Малаша ответила:

– Дотащу, не ссы!

Машина тронулась и скрылась за углом. Малаша оглянулась, однако было поздно: Синькин, с одного взгляда узнавший авто Пухова, уже нырнул обратно в бар.

Он быстро прошел в мужской туалет, достал мобильник и позвонил губернатору:

– А ну-ка, Андрюша, дай мне телефончик твоего обер-полицмейстера. Или лучше так: позвони-ка ему сам, вели оказать содействие и попроси перезвонить мне. У нас тут проблемы.

Сидевшая в Танкете группа захвата состояла исключительно из союзных художников: к Редьке и Пухову после недолгих уговоров присоединился Шашикашвили. Настроение у стариков-разбойников было мрачное, даже Илья Ильич вел себя тихо и почти не шутил. Он хотел включить магнитолу, но Редька не позволил. После появления Малаши и перемещения за угол стало совсем скучно. За баром художники наблюдали по очереди: один прохаживался по улице, а двое просто сидели в машине и ждали развязки. Первым на вахту отправился Шашикашвили.

– Андреич, а ты после победы чем займешься? – спросил Пухов товарища через некоторое время.

– На пенсию выйду, буду натюрморты писать. Передам бразды кому-нибудь. Вот хоть Алексею Шаманову.

– Не промахнись, комбат! Леха-то, говорят, на гада работает. Медведей ему пишет.

– Ну, значит, Сенокосову. А ты что делать будешь?

– А я картину новую задумал. Представляешь: речка наша, Спичка, но только шире раз в пять, и ее танки форсируют. И столбы воды такие трехметровые, от вражеских снарядов. Вот закопаем гада – и сразу на дачу поеду, возьмусь наконец за работу. А то уже который месяц нет житья от этих фрицев.

– Это точно. Ну ладно, пойду сменю Шалву.

Скульптор забрался в машину, а Редька стал прохаживаться по улице, поглядывая на вываливавшихся из бара последних посетителей. Ходить пришлось долго, но в конце концов то, чего так ждали три танкиста, свершилось.