— Он нездоров, у него горячка, — отозвался Ахмад Башир, пытаясь понять, узнал Абу-л-Хасан Имрана или нет. С момента их единственной встречи прошло много лет, но по лицу царедворца трудно было что-либо понять.
— Его зовут Имран, — добавил он, внимательно глядя на Абу-л-Хасана. Но лицо начальника тайной службы осталось бесстрастным. Имран стоял, прислонившись к стене. Несколько сделанных им шагов исчерпали его силы. Видя, что он сползает вниз, один из гвардейцев подхватил его.
— Отправьте его ко мне домой, — распорядился Абу-л-Хасан, — а ты ступай и приведи лекаря. А вы, мой друг, надеюсь, также отдохнете в моем доме, и я приношу вам свои извинения за это происшествие.
— Ну, что вы, раис, напротив, чрезмерно благодарен вам за помощь. Я только провожу приятеля, а сам пойду в караван-сарай, у меня там комната оплачена, а если я не приду, то хозяин-плут отдаст ее кому-нибудь. Но вечером, если вы не возражаете, я приду навестить своего приятеля.
— Буду рад видеть вас, тем более, что нам есть о чем поговорить, сказал Абу-л-Хасан.
«Узнал», — подумал Ахмад Башир.
— Что делать с этим, раис? — вмешался офицер, указывая на главаря.
Азиз с видом побитой собаки, поднял голову, ожидая своей участи. Его состояние можно было передать, сравнив с чувствами человека, узнавшего, что дом, в котором он так уверенно распоряжался, принадлежит другому.
— Я надеюсь, что ты уяснил, кто здесь главный? — спросил у него Абу-л-Хасан.
— Да, — еле слышно сказал Азиз, но все услышали.
— Тогда убирайся прочь и не попадайся мне больше на глаза. В следующий раз не отпущу.
Азиз, не оглядываясь, пошел к выходу.
Наср ал-Кушури, увидев группу людей в резиденции, послал хаджиба выяснить кто такие. Вернувшись, хаджиб доложил, что вазир Али ибн Иса ожидает аудиенции повелителя правоверных.
— То есть, как ожидает? — возмущенно воскликнул главный администратор, — Сегодня же не приемный день, среда, а не понедельник или четверг.
Хаджиб пожал плечами.
— Старик совсем выжил из ума, — проворчал Наср ал-кушури и отправился к халифу с докладом.
Повелитель проснулся не так давно, и все еще лежал, глядя в потолок, который слегка кренился в его глазах. Это было следствием ночной попойки. Услышав о визите вазира, он слабо возмутился, но в следующую минуту сказал:
— Ладно, пусть его проведут в открытый меджлис, жалко старика.
— В открытый меджлис? — переспросил хаджиб ал-худжаб. — Сегодня очень холодно.
— Меня тошнит, — сказал ал-Муктадир, — мне надо подышать свежим воздухом.
Али ибн Иса основательно продрог. День был холодный, с утра даже шел мокрый снег. По дороге он умудрился ступить в лужу и промочить ноги, обутые в сапоги из мягкой кожи. Вазир уже понял свою оплошность, он испытывал неловкость перед своей свитой. Надо же было явиться во дворец с такой помпой, чтобы попасть в неприемный день и выставить себя на посмешище. «И главное, ни один собачий сын не напомнил мне об этом, — с горечью подумал вазир и тут же решил, — всех уволю». Он хотел, было, уйти восвояси, но тут получил известие о том, что его примут.
Халиф, повелитель правоверных, дал вазиру аудиенцию в открытом зале. Он сидел на троне с непокрытой головой и чувствовал удовольствие от того, как воздух холодит его лицо в отличие от вазира, нахохлившегося от холода. Закончив свой доклад, Али ибн Иса поблагодарил халифа за то, что тот принял его в неприемный день.
— Ну что ты, Али, — ответил халиф, — дела государства превыше всего, к тому же мы знаем твои заслуги перед нами.
Вазир с завистью посмотрел на румяное лицо халифа.
«Что значит молодость, — подумал замерзший вазир, — даже бровью не поведет».
Вслух же он неожиданно сказал:
— О, эмир верующих, ты появляешься в такое холодное утро в таком просторном дворе без головного убора, хотя люди в подобных случаях сидят в закрытых помещениях, надевают верхнее платье и греются у огня. Я считаю, что ты неумерен в употреблении горячих напитков и еды, обильной специями.
Халиф был единственным человеком в отношении, которого Али ибн Иса сдерживал свою несдержанность. Грубость вазира стала нарицательной. «Такой-то невежлив, как Али ибн Иса», говорили близкие ко двору люди. Но не мог же он, в самом деле, сказать халифу, что тот злоупотребляет горячительными напитками.
Ал-Муктадир все принял за чистую монету.
— Нет, — сказал он, — клянусь Аллахом, я не делаю этого, не ем острой пищи. Мне добавляют только чуть-чуть мускуса в хушканандж. [116] Пресный хлеб с пряностями.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу