Самид Агаев - Седьмой Совершенный

Вазиру ничего другого не оставалось, как продолжить разговор о специях.

— О, эмир верующих, — мрачно сказал он, — это удивительно, учитывая то, что я отпускаю каждый месяц из общей суммы кухонных расходов на покупку специй триста динаров.

Ал-Муктадир нахмурился. Наступило молчание. Все присутствующие почувствовали неловкость, какая бывает при уличении кого-либо во лжи или воровстве. И человеком, заставившим всех испытывать эту неловкость, оказался вазир.

Али ибн Иса, счел за лучшее удалиться. Он повернулся и пошел прочь, не соблюдая этикета. Но как ни странно, именно эта бестактность была извинением, так как говорила о смятении вазира. Шагая к выходу, Али ибн Иса мучительно пытался вспомнить, зачем он явился во дворец, ведь он должен был сказать халифу что-то важное. Когда он был почти у дверей, Ал-Муктадир встал и велел ему вернуться.

Вазир вернулся. Халиф сел на свое место и, глядя себе под ноги, сказал:

— Я полагаю, что ты сейчас отправишься на кухню и выскажешь свое мнение управляющему, изложишь, что произошло между нами по поводу специй и отстранишь его от должности.

— Да будет так, о эмир верующих! — воскликнул Али ибн Иса.

Но халиф вдруг засмеялся и промолвил:

— Я предпочел бы, чтобы ты этого не делал. Может быть, эти динары уходят на нужды людей. Я не хочу отбирать их у них.

Сбитый с толку, Али ибн Иса машинально ответил:

— Слушаю и повинуюсь, — и добавил, — да благословит Аллах твою щедрость.

— Что-нибудь еще? — улыбаясь, спросил Ал-Муктадир. Он был доволен собой и уроком, который преподал вазиру. Заставил померзнуть в отместку за его несвоевременный визит и ловко дал понять старому скряге, что не намерен заниматься учетом мелких расходов.

Халиф вспомнил, что Али ибн Иса подсчитывает лебединый корм на прудах, и вновь засмеялся. Беспричинно для окружающих. Вазир счел это хорошим знаком, взбодрился и тут же вспомнил об истинной цели своего визита.

— О, эмир верующих, — без обиняков сказал он, — я давно приглядываюсь к Мунису, не назначить ли вам его главнокомандующим?

— Что, Муниса? — опешил халиф. — Почему, что за вздор!

Ал-Муктадир любил Муниса, но не любил и боялся ответственных решений. Тем более, что предложение вазира застало его врасплох.

— В Мунисе я вижу большие способности к военному делу, вот и вчера, я знаю, он отличился на ристалище.

— Да, вчера он был хорош, — с удовольствием подтвердил халиф. Испуг его прошел, и теперь он порадовался тому, что кто-то еще, кроме него, оценил достоинства фаворита.

— Я хочу сказать тебе, о, повелитель правоверных, что таких, нелепых на первый взгляд, решениях есть очень много рационального, но очевидным это становится впоследствии.

— Это хорошо ты сказал, — ответил Халиф, — но дело это государственной важности. Не стоит торопиться с принятием таких решений, стоит все как следует обдумать. Я соберу вас всех в приемный день… — Али ибн Иса потупил глаза… — И мы обсудим этот вопрос.

— Конечно, о эмир верующих, во всем твоя воля, торопиться не следует, но с другой стороны, в делах касающихся государственной безопасности промедление опасно.

— Я подумаю над твоими словами, — сказал халиф и поднялся, давая понять, что аудиенция закончена.

Мать халифа Ша'аб была когда-то греческой рабыней. То есть гречанкой она так и осталась, но теперь она была Госпожой. Сейчас она возлежала на подушках, а рабыня подрезала ей ногти на ногах. Только бывший раб может оценить блаженство, которое она испытывала, а нам, читатель, этого, увы, не дано. Картину эту лицезрел Мунис. Ему, как евнуху, вход на женскую половину был открыт и он совершенно спокойно мог лицезреть бесстыдно обнаженные ляжки старой ведьмы, как именовал ее про себя Мунис. Впрочем, надо быть справедливым, несмотря на возраст, а Госпоже было под тридцать, она еще обладала привлекательным телом, но конечно не в пресыщенных глазах евнуха, хотя красотой лица не отличалась. Госпожа иногда взвизгивала от щекотки, но не сердилась.

— Так что, Мунис? — наконец спросила она. — Говоришь, что все у него получается.

— Да, госпожа, все хорошо.

— А ты молодец, Мунис. Я думала, что только я могу делать мужчин мужами. Ведь у его отца тоже были проблемы с этим.

— У нас разные методы, госпожа.

— Хорошо, я не буду выпытывать у тебя подробности. Я в этом уже не нуждаюсь, слава Аллаху. Но я рада, что не ошиблась в тебе.

Мунис поклонился в знак благодарности. Он никогда не мог понять, почему именно Ша'аб было отдано предпочтение среди множества рабынь, которые были настоящими красавицами.