Самид Агаев - Седьмой Совершенный

Закончив чтение, Анна озабоченно спросила у Фариды:

— Какие раны, что он имеет в виду?

Фарида тяжело вздохнула и сказала:

— Лично у меня его разум тоже вызвал беспокойство.

Не прошло и полугода с тех пор, как евнух Мунис получил должность главнокомандующего. Но кто бы мог сейчас признать в могущественном военачальнике бывшего раба. Путь к исфах-салару преграждал целый штат тюркских офицеров, исполняющих обязанности катибов. Получить у него аудиенцию Анне удалось только благодаря одному из бывших многочисленных помощников Абу-л-Хасана.

Мунис внимательно смотрел на молодую беременную женщину, стоявшую перед ним. Ее дерзость и осведомленность удивила и, если быть честным, испугала его. Минуту назад Анна вошла в присутствие, и сходу выпалила буквально следующее.

— Неблагодарность — это самый страшный грех, знаешь ли ты об этом, о, Мунис?

— О чем толкуешь ты, женщина? — спросил изумленный военачальник.

— Человеку, которого ты преследовал и сейчас собираешься казнить, ты обязан своей должностью, ему и второму, который пытался его спасти, и сейчас находится рядом с ним.

— Кто ты такая? — наконец, спросил Мунис.

— Я вдова Абу-л-Хасана, — ответила Анна.

Мунис понимающе кивнул головой.

— Я сожалею о его смерти, — сказал он, — это был очень умный и достойный человек, но не понимаю, каким образом наша с ним тайна стала известна тебе.

— Женам многое доверяют, — ответила Анна.

— Так чем же я обязан этим людям?

— Они добыли доказательства из дома Ибн-ал-Фурата. Если бы не они, ты до сих пор был бы евнухом.

Мунис дернулся как от пощечины. Он сказал сквозь зубы.

— Евнухом, я, положим, остался и буду им до конца дней своих, если конечно тот за кого ты пришла просить не сотворит чуда и не отрастит мне что-нибудь для забав с женщиной, такой, как ты например.

Анна пропустила мимо ушей эту непристойность, евнуху можно было позволить и не такое.

Он не сотворит никакого чуда, он обыкновенный человек, у него просто помутнение рассудка.

Но Мунис думал о своем.

— В какие тайны еще посвятил тебя твой муж? — спросил он.

— Отпусти их, — сказала Анна, — ты перед ними в долгу.

— Мне кажется, что помутнение рассудка случилось не только у этого человека. Понимаешь ли ты, женщина, о чем просишь. Не я решаю его судьбу, но повелитель правоверных халиф ал-Муктадир. Это по его приказу я сражался с этим «пророком» и пленил его, но, судя по тому, с каким умением он защищал свои крепости, можно усомниться в его «помутнении рассудка».

Мунис подошел к Анне и в упор спросил:

— Почему ты просишь за него женщина?

— Здесь в Багдаде находится его жена, она разыскивает его и я решила помочь ей в этом.

— Причина только эта.

— Да.

Мунис опустил глаза на ее округлый живот, но ничего не сказал, вернулся на свое место и уже оттуда сказал:

— Я не могу тебе ни чем помочь.

— Жаль, — произнесла Анна, спокойно глядя в глаза главнокомандующего.

Мунис развел руками. Разговор был окончен и он на прощание сказал.

— Я ничем не обязан им, это заблуждение. В том, что произошло, каждый преследовал свою цель: Абу-л-Хасан, я; про тех двоих я ничего не знал, но уверен, что и у них была какая-то выгода. Так, что иди с Богом, женщина. Кстати, это его ребенка ты носишь? Бедняга Абу-л-Хасан, как обидно умереть, не дождавшись первенца.

Последние слова Мунис произнес издевательским тоном.

— Но женщин лучше не оскорблять, потому что последнее слово все равно останется за ними. Анна, побледнев от негодования, сказала:

— Во всяком случае, это он лучше, чем жить без всякой надежды на появление первенца.

Лицо Муниса пошло пятнами, он крикнул дежурного офицера, но Анна сказала:

— Госпожа Ша'аб была против твоей кандидатуры. Я думаю, что ей будет интересно узнать некоторые подробности твоего назначения.

— Подожди, — сказал Мунис дежурному офицеру.

— Дурочка, сама напросилась, сначала он отдаст ее солдатам, а потом они утопят ее в Тигре.

Словно читая его мысли, Анна сказала:

— Если я сегодня не вернусь домой, то завтра жена Имрана, через доверенное лицо передаст некое письмо в гарем.

Широкие скулы Муниса заходили желваками, недавнее прошлое возникло перед ним.

— Ты достойная жена своего мужа, — наконец произнес он, — я не могу отпустить пророка, но могу отпустить второго.

— Ты отпустишь обоих, — твердо сказала Анна, — или все станет известно Госпоже.