Шмуэль-Йосеф Агнон - Эдо и Эйнам

За полночь попрощался Гамзо и ушел. Я пошел проводить его. Луна была полна, и весь город осиян луною. Кто видал такую ночь, не подивится, что меченные луной покидают свои постели и бродят в лунном свету. Как дошли мы до Грузинского квартала, поближе к Дамасским воротам, попрощался я с ним и пожелал ему найти свою супругу. Вынул он платок и утер глаза и сказал: дай-то Бог. Сказал я ему: коль захотите связаться со мной, найдете меня дома, собираюсь я с утра вернуться к себе домой.

Я вернулся в дом Грайфенбахов и лег в постель. Сон навалился на меня, и я задремал и проснулся под шум колес поезда. Поезд на Гармиш остановился. Дверь вагона открылась, и показались высокие горы и полноводные источники, и раздался голос певца: ядл-ядл-ва-па-ма. Завлекло меня пение и потянуло на голос. Дверь передо мной закрылась. Появилась луна и укрыла меня. Я подмигнул ей одним глазом, а она рассмеялась мне всем лицом. Поезда не было. Лежал я на своей постели в дому Грайфенбахов. Я повернулся на другой бок и укрылся одеялом с головой от света луны, лившегося мне в глаза. Думал я о мире, закрытом пред нами, в котором мы не можем попасть туда, куда хотим попасть, и только луна гуляет по всему свету и распевает: ядл-ядл-ядл-ва-па-ма.

Я пообедал в столовой в городе и вернулся к своей работе. Собрался выпить кофе, но воды в кране не было. Я поднялся на крышу и проверил баки с водой. Баки кипели на солнце, и капли воды на их донышке лежали крупой. Иерусалим в те дни скуп был на воду. Оставил я работу и пошел в дом Грайфенбахов, потому что в дому Грайфенбахов был колодезь для сбора дождевой воды, как в старых иерусалимских домах, где пили дождевую воду.

Много повидали иерусалимские дома. О каждом доме можно рассказать рассказ, а тем более о первых домах, построенных вне крепостных стен.

Семьдесят лет назад взошел на Святую землю один из владетелей Галлиполи — сеньор Гамлиэль Герон, дабыдожить остаток дней своих в Святом городе. Не нашел он себе жилья по вкусу, затем что все евреи теснились в старых дворах в черте городских стен, и в каждом дворе проживало несколько семей, и в каждой семье было много душ. Пошел он и купил себе две тысячи локтей земли за городом, возле Дамасских ворот, и построил себе просторный дом и посадил сад. Далек был дом от населенных мест, и молитвенного собрания вблизи не было. Отвел господин Герон горницу для молитв и нанял людей, чтобы приходили молиться. А в час кончины отказал он дом богоугодному обществу. Со временем понадобились деньги казначеям для уплаты военного налога, и заложили они дом. Несколько лет дом был заложен, а выкупать его они не собрались и продали дом.

Продали дом одному германцу, по имени Готхольд Ганзикляйн, главе секты «городящихся», что откололась от секты «Гемайншафт дер герехтен», а ту основал Готтфрид Грайлих в городе Герлиц. Зажил этот Ганзикляйн с женой и тещей в дому, собирал свою общину и проповедовал учение о трех истинных оградах, спасающих от горя и расширяющих границы души. Как-то ночью сцепились между собой жена и мать жены Ганзикляйна. Откусила жена нос матери, чтобы омерзела она мужу. Прослышали об этом люди, и от срама бежал Ганзикляйн из Святой земли.

Пришли три горбуна-грузина — торговцы горохом. Купили дом и стали торговать горохом. Началась Великая война, и пришел Гамаль-паша и изгнал их по подозрению в сионизме, потому что нашли оттиск «щита Давида» на их мешках. После войны снял дом Совет представителей для своего товарища Георга Гнаденброда. [43] Гнаденброд — буквально «хлеб милостыни». Так счелся Агнон с ответственным общественным сионистским деятелем из числа нелюбимых партаппаратчиков. Утверждают, что речь идет о Хаиме Вейцмане, впоследствии первом президенте Израиля. Жена Вейцмана вела дневник во время визита в Палестину, из которого видно, что она получила мало удовольствия на Ближнем Востоке и рада была вернуться в Англию. Починили дом, и убрали мусор, и оживили сад, и огородили двор. Не успел въехать герр Гнаденброд, как появилась супруга его, госпожа Гиндляйн, и сказала: не хочу жить в Иерусалиме. Они вернулись в Глазго, адом стал конторой. Ударило землетрясение и поколебало дом и крышу разрушило. Стоял дом несколько лет без жильцов. Тогда пришел Герхард Грайфенбах и снял его, и починил и улучшил, и провел свет и воду и прочие современные удобства. Жил себе Грайфенбах с женой в дому несколько лет, и захотелось им съездить за пределы Святой Земли, чтобы отдохнуть малость от ее тягот, и я согласился присматривать за домом, чтобы не пришли самозахватчики и не захватили дом. Странствуют себе Герхард и супруга его Герда по заграницам, а я уже две ночи живу в их доме.