Ариэль Бюто - Самурайша

— Ты стала своей на Западе, — вздыхает Суми.

Хисако не может определить, чего больше в голосе матери — горечи или удивления. Возможно, Суми всего лишь делится своим ощущением, но Хисако чувствует себя виноватой и сердится на мать. Разве знает Суми, как в первые ночи в Париже она плакала в подушку, потому что все вокруг казалось ей… нет, не враждебным, а непонятным? Что ей известно о том, сколько сил потратила дочь, чтобы стать похожей на студентку, а не на маленькую горничную-японку?

— Твоя учеба скоро завершится?

Хисако угадывает опасность в вопросе отца — первом после ее возвращения. Неужели он хочет урезать содержание? Возможно ли, что он не оставил надежду выдать ее за сына коллеги-инженера?

— Если попаду на третью ступень, буду учиться еще два года.

Хисако уже объясняла все это в письмах, но Шинго переспрашивает, ему нужны детали.

— Это будет дорого стоить… — Шинго отталкивает пиалу с рисом. — Я больше не смогу посылать тебе билеты, чтобы ты проводила здесь каникулы.

— Но… Я думала, что раз в год тебе полагается бесплатный билет.

— А почему ты принимаешь это как должное? Между прочим, мы с твоей матерью никогда не покидали Токио…

Хисако опускает глаза, но успевает заметить, как покраснела Суми. Она сожалеет, что поддалась ностальгии, что, живя в Париже, забыла, как узок мирок ее родителей.

«Мы не виделись целый год, провели вместе три часа, а они уже упрекают меня за то, что я им слишком дорого стою».

— Я могу найти работу и буду сама платить за учебу. Все студенты консерватории так поступают.

— Тебе нет нужды работать! — восклицает Суми.

Таким же ясным и твердым голосом она прогоняла детские страхи Хисако.

Шинго бросает палочки и уходит в соседнюю комнату выкурить сигарету. Мать и дочь чувствуют облегчение, как много лет назад, когда они сидели обнявшись в темноте и надеялись, что отец поздно вернется с работы.

— Не сердись на него, — просит Суми.

— Я не знала, что у вас проблемы с деньгами. Мне правда жаль, мама.

— Проблемы были всегда. Но сейчас дела обстоят гораздо хуже — четыре месяца назад твой отец потерял работу.

— Четыре месяца?! Почему ты ничего мне не сообщила? Я возьму учеников, мама. Мне предлагали работу концертмейстера на балетном факультете. Я не хочу, чтобы вы терпели нужду из-за меня.

Суми хочет обнять дочь, но не решается и прижимает руки к груди. Запястья у нее тонкие, как у ребенка, к мокрой — от слез? от пота? — щеке прилипла седая прядь.

— Не уезжай, Хисако.

Суми произнесла эти слова так быстро и так тихо, что Хисако не уверена, правильно ли она поняла. Но Суми повторяет их снова и снова, как молитву, и вдруг начинает рыдать. «Не уезжай» — всего два слова, но в них звучат двадцать прожитых в печали лет.

— Мама!

Хисако прижимает мать к себе, смотрит в пустоту, пытается найти слова утешения — и не может. Волосы Суми пахнут готовкой.

— Я буду чаще звонить!

— Не уезжай!

— Я оплачу тебе поездку в Париж, как только получу первый гонорар за концерт.

— Не уезжай!

— Но почему, мама? Почему?

— Подумай об отце, Хисако, подумай о своем бедном отце!

Неужели Шинго поручил матери удержать дочь дома? Если и так, дело не в чувствах. Когда Хисако жила дома, он почти не глядел в ее сторону.

— Не волнуйся, я поговорю с папой.

— Нет! — Суми смотрит на дочь безумными глазами.

— Но его нужно успокоить…

— Мы не справимся, если ты уедешь!

— На меня вы больше денег тратить не будете, обещаю.

Хисако встает, упирается взглядом в жирное пятно на стене. Слезы высохли, она даже не моргает. Она выходит из дома, идет тяжелым шагом куда глаза глядят, предчувствуя, что наткнулась на какую-то тайну. Пока ее не было, что-то случилось, что-то очень плохое, — и от нее это утаили. Как смерть маленького брата в утробе матери — ей сообщила об этом мама Виолетта. Как «командировка» Шинго, когда та же мама Виолетта видела его в токийском кинотеатре с женщиной. Мама Виолетта всегда знала, что скрывают ее родители, но рассказывала об этом, только если сама хотела.

Хисако догадывается, что отношения между мамой Виолеттой и ее родителями расстроились, как только она перестала быть ежедневным связующим звеном.

Они живут в маленьком квартале, здесь все друг друга знают, а мадам Фужероль страстно интересуется жизнью соседей. Муж давно ее бросил, но она осталась в Японии, чтобы жить на собственные сбережения и алименты от мсье Фужероля. Она стала восточной женщиной гораздо легче множества азиаток, жаждущих приобщиться к западному образу жизни.