Ариэль Бюто - Самурайша

«Вы, наверное, разминулись, — сказал я. — В школе никого нет». Она грустно улыбнулась и ушла, толкая перед собой коляску. Не пришла в ужас от мысли, что ее ребенок плетется домой один.

Через неделю все повторилось. Я был дежурный и поливал цветы в классе, а когда вышел, столкнулся с китаянкой, которая — ну надо же! — снова пропустила сына! А может, дочь, хотя я почему-то представлял ее именно с сыном, а не с дочерью. Она улыбнулась мне первая, как хорошему знакомому. Я сказал, что все дети уже ушли, она ответила: «Ничего страшного!» — и удалилась со своей коляской.

В третий раз произошло нечто действительно странное. В последний день учебы перед весенними каникулами я вышел во двор вместе с остальными — такое случается — и увидел таинственную китаянку. Она стояла в сторонке, одна, хотя мамочкам всегда есть что обсудить. Я подумал, что она снова прошляпит своего отпрыска, потому что обычно, когда учительница выводит класс из школы, матери бросаются к детям, как наседки, а китаянка стоит столбом, вцепившись в ручку коляски. Дело, в конце концов, ее, мне болтать некогда: Эрик придет заниматься со мной математикой. Я как заяц петлял между колясками, ранцами и родителями, но далеко уйти не успел. Скрип тормозов, звук удара, крики напоминают саундтрек фильма, но это не кино. Очевидно, китаянка пошла через дорогу, не посмотрев по сторонам, и проезжавшая машина отбросила коляску на тротуар. Коляска сложилась в гармошку, на манер каскадерской тачки. Все стоявшие во дворе завопили от ужаса, матери прижали к себе детей, что выглядело верхом идиотизма — движение на улице сразу перекрыли.

Водитель, давший пинок коляске, с криком выскочил из машины, я отвернулся, чтобы не смотреть, а он сунул руки под одеяльце, чтобы проверить ребенка. Я поискал глазами китаянку и увидел то, чего никто не заметил: она убегала. Мне стало ее ужасно жалко, я подумал — мы похожи, она просто не хочет смотреть на своего мертвого, раздавленного ребеночка.

У меня за спиной уже никто не кричал, раздавались только ахи да охи. Я обернулся в тот момент, когда водила снова садился за руль, и кинулся к машине, чтобы не дать негодяю скрыться с места преступления, но меня перехватила мать одноклассницы. Я отбивался, пытался вырваться, но у нее железная хватка. Дети — мое слабое место. Я заорал, чтобы привлечь внимание других матерей, но мне ответили, что все в порядке, все хорошо, и приказали успокоиться. Я, конечно, не поверил: чем хуже обстоят дела, тем откровеннее взрослые врут детям.

Белая как полотно Люси берет меня за руку. «Не волнуйся, Тео. Китаянка всех провела. В коляске был не ребенок, а кукла». Удар оказался жестоким. Меня трясло, хотелось плакать, я не понимал, что чувствую — страх или облегчение. Мама Люси предложила отвезти меня домой, и мы сделали вид, что забыли о китаянке и ее фальшивом младенце. С тех пор я больше ни разу не видел ее у школы и в конце концов вообще забыл.

А потом увидел фотографию в газете. И прочитал, что Эрик был женат на какой-то японке, которая тоже умерла. Дикая чушь! Тем более дикая, что журналисты не знают самого невероятного: мертвая японская жена Эрика и моя китаянка с коляской — одна и та же женщина…

На первые гонорары за концерты дуэта Берней Эрик и Хисако сняли трехкомнатную квартиру на Монмартре, на самом верху Холма. Сидеть рядом за роялем, слушать музыку и заниматься любовью они могли бы и в одной комнате. Их брак был заключен стремительно и почти секретно, единственной «статьей» брачного договора стало поставленное Хисако условие никогда не врать друг другу.

«Если поклянешься всегда говорить мне правду, будешь моей единственной настоящей семьей».

Эрик и Хисако сидят в кабине большого колеса обозрения, она слегка отодвигается и опускает взгляд на тянущийся от площади Согласия сад Тюильри. Сверху переплетения аллей напоминают сеть вен, а фонтаны — сгустки темной крови.

«Понимаешь, если ты солжешь мне один раз, это может войти в привычку».

Когда колесо останавливается, их кабинка замирает в верхней точке. Крошечные человечки внизу платят по десять франков и отправляются в короткое головокружительное путешествие. Эрик скользит на левой ягодице к Хисако, кабинка раскачивается, правая половинка повисает в воздухе, левая напрягается и застывает на месте.

«Я буду твоей единственной семьей, Хисако».

Маленькие черные глаза-рыбки зажигаются.

«Моей единственной семьей».