Джон Берендт - Полночь в саду добра и зла

Не умея играть в бридж, я присоединился к двум другим не играющим гостям – мужчине и женщине, уединившимся в библиотеке. У мужчины были длинные седые волосы и доброжелательная улыбка, словно приклеенная к лицу. Женщина лет сорока изящно курила светло-голубую сигарету. В противоположном конце комнаты две горничные в накрахмаленных черно-белых платьях несли вахту возле кувшинов с водой, бутылок мартини и пунша. Вошла разрумянившаяся Синтия Коллинз.

– Ну вот, первый роббер начался вовремя, теперь я могу передохнуть. Надеюсь, вам не пришлось долго ждать на такой ужасной жаре.

– На улице мы болтали об Эмме и Ли, – отозвалась женщина с голубой сигаретой.

– Вы знаете, я сегодня тоже вспомнила Ли, когда писала именные карточки. Надо соблюдать большую осторожность, чтобы не посадить за один стол врагов. Конфликт из-за «Хайетт» все еще дает о себе знать, а благодарить мы должны Ли.

– Не напоминайте, – взмолилась собеседница Синтии. – Это было ужасно. Когда скандал разгорелся и дошел до своего апогея, невозможно стало ходить на коктейли. Вообще нельзя было шагу ступить. Люди ссорились из-за сущих пустяков. Проще всего было никуда не выходить и сидеть дома.

– Мы с золовкой до сих пор не разговариваем, – со значением в голосе произнес седой мужчина. – Однако, должен сказать, что за это я очень благодарен Ли Адлеру.

Синтия Коллинз озабоченно посмотрела на часы.

– Воду! – страшным шепотом приказала она девушкам.

– У Ли всегда так – все или ничего, – проговорила другая женщина. Если он не может что-то сделать, то и другим не даст. Тактика выжженной земли.

– Да еще кричит на всех, – подлила масла в огонь Синтия Коллинз.

– Дорогая моя, это еще цветочки. Вы не помните случайно того дела с пистолетом?

– Каким пистолетом?

– Ли повздорил с одним из членов Национального треста и на формальном обеде, в присутствии гостей, направил на него пистолет. Это случилось в Чикаго пару лет назад, если мне не изменяет память.

– Да, да, – подтвердила Синтия. – Я просто забыла. Но то был игрушечный пистолет. Насколько я знаю, Ли не собирался задираться с тем человеком. Он протянул ему пистолет и предложил застрелиться.

– Может быть, и так, – согласилась женщина с сигаретой.

– Люди были просто ошеломлены, тем более в семье того бедняги незадолго до этого был скандал со стрельбой, из-за чего вся сцена выглядела еще более отвратительно. В то время президентом Национального треста был Джимми Биддль. Он вмешался, заявил, что Ли ведет себя недопустимо и велел ему сесть на место.

– Я предполагала, что дело было именно так. Седовласый мужчина спокойно сидел в кресле, переводя взгляд с одной женщины на другую, словно зритель теннисного матча.

Синтия обернулась ко мне.

– Наверное, мы кажемся вам очень злыми, но ведь не так уж много лет назад Ли был нашим героем. Мы слыли его учениками и последователями. Именно благодаря ему мы переселились в центр города, где все еще было полно трущоб, а жить было не безопасно. Хартриджи вообще купили дом по соседству с борделем на Джонс-стрит. Волнующее, необыкновенное время. В те дни Ли делал что-то величественное, он проявил себя, как идеалист и пурист, спасая центр города. Конечно, сам он переехал только много позже. Они с Эммой остались в Ардсли-парке – там не было трущоб и бандитов – а мы стали пионерами. Каннингхэмы, Критцы, Бреннены, Рангоузы, Данны – все правление Фонда истории Саванны жило в центре, кроме самого Ли. Адлеры носа не казали и не высовывались. Они говорили одно, а делали другое. А теперь он заботится только о наградах и болтовне с такими людьми, как принц Чарльз. – Так что с ним случилось? – спросил я.

– С ним стало невозможно иметь дело, – ответила Синтия. – Он и раньше не придерживался демократических принципов. Будучи президентом Фонда истории Саванны, он принимал решения единолично, почти никогда загодя не ставя о них в известность правление Фонда. Все это особенно ярко выявилось во время строительства отеля «Хайетт». Мы все были против этой стройки. Поначалу отель задумывался как пятнадцатиэтажное здание. Все правление проголосовало против, включая Ли. Потом состоялось голосование по вопросу о том, надо ли публично выступить против строительства. Это решили отложить до переговоров с хозяевами и проектировщиками отеля. Но Ли уперся. Он желал публичной конфронтации и немедленно. Однако и правление про явило твердость. Поскольку его не поддержали, Ли решил атаковать отель в одиночку. Для начала он перестал вносить в Фонд свой взнос в семь тысяч долларов, который официально именовался заработной платой директора. В этом весь Ли. Вместо того, чтобы четко обозначить адрес своих пожертвований, он просто увязывает их с поведением других людей, и если оно его не устраивает, то он перестает давать деньги. Ли – это театр одного актера. Если он не может править, то бросает все дело. Так что вряд ли можно осуждать Фонд за то, что его члены вывели Ли из правления.