Алексей Шерстобитов - Онколига [СИ]

Совестливый же человек, признавая свою ошибочность, воздаст хвалу непосредственному «виновнику» торжества благоденствия и справедливости, приобретя опыт, на будущее не столько для себя, сколько постарается передать его потомству, поскольку не может считать и его своей собственностью, но милостью Божией, ради следующих поколений…

Зачем это нам — поинтересуется заскучавший читатель? Если появляется такой вопрос, то и правда незачем! Просто к слову пришлось, ну и заодно объяснит некоторые моменты дальнейшей жизни наших героев. Герои ли они? Да! Более чем, поскольку не однажды они переступают через себя, свои страхи, боли, мучения, сомнения, не останавливаясь, идут неведомо куда, считая просто доброе дело, очередной ступенью в своем верном пути.

Не станем, ради приличия и уважения к сану, тем более, священника действительно спасающегося и спасающего, лезть глубоко в его душу, мысли же, находящегося при этом в миру, что гораздо сложнее для монаха. Искушения врага рода человеческого на подобных ему более часты и настойчивы, по сравнению с обычными горожанами, хотя и с великой разницей в том, что у настоятеля храма, где упокоился Хлыст и преобразился Сталин, носящий имя святого Божиего угодника Маркелла, что значит Воинствующий, все обстоятельства испытаний проходили не через сито материальных нужд, а через призму Евангельской добродетели и Христовой Жертвы, часто отвергаемой и не понимаемой обычными людьми.

Благословение, даваемое им, для него было, никак для нас простых мирян, разрешением к действию благословленного, освященное Божией волею, но само уже свершенное действие, за которое уже несется им лично полная ответственность, как открывшего полный ход замыслу человеческому во вполне конкретном деле, несмотря на то, что совершено оно может быть как угодно, и ради чего не всегда ясно. Он был уверен, что благословение священника, само по себе, уже может направить даже ошибочное намерение в нужное и богоугодное русло, потому именно мало кому отказывал…

— Благослови отче!

— Во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа!..

— Во славу Божию! Вот, отче привел…, Викторию, только недавно о ней говорил, а сегодня…

— Слава Богу! Господи помилуй!.. Ну что, ты как всегда к другу своему?

— Хотелось бы, у вас то наверное долгий разговор… Викуль, что вчера говорила, повтори батюшке…, или…

— Иди сын мой — Господь управит… — Уже уходя, Иван услышал начало, немного странное:

— Батюшка, эээ…, можно я сниму это, исчесалась вся…

— Платок?…

— Нет…, парик…

— Изволь… — Удивления не было, через минуту, повязанный уже поверх голого черепа головной убор немного изменял черты лица, смотревшиеся, словно детскими, несмотря на недетский возраст. Стоять посреди храма, батюшке показалось неудобным, захотелось на природу, на свежий воздух, в тишину монастырскую, в тишь благочестия и безсуетности.

— Может во внутренний дворик?

— Да? Как скажете… — Скамеечка с удобной спинкой на виду у старых могилок в отдалении, среди яблочного небольшого садика — редкость в городской черте, приютила двоих странников с разными на сегодняшний день целями. И если Виктория просто была в растерянности, потерянным и погибающим существом, просто не думающем о пути и его направлении, то отче видел, куда направить, как и зачем, при этом понимал, что любой обратившийся к нему, хоть и не имеет личной заинтересованности сбить его со стези, но ненамеренно несет эту опасность, своими несогласием, убеждениями, навыками и отсутствием готовности следовать немедленно и безусловно его наставлениям.

С иными он и вовсе не заговаривал о Боге, с кем-то лишь вскользь упоминал Создателя, кого-то передавал другим пастырям или священникам, видя, что ищущий не там и то человек, его слов не услышит, но готов пожертвовать на храм, за что будет ожидать особого к себе отношения, а то и возгордиться, а потому пусть дает тем, кто берет, не забывая себя, предоставляя не заслуженное.

Выслушав такую же исповедь, какой вчера удостоился Сталин, батюшка подивился столь честному отношению к жизни, отметил, что вера этой женщины индивидуально неполноценна, что не редкость: врага рода человеческого она признавала, как существующего, а вот Бога просто не видела, ну так прошедшие сквозь горнила таких искушений и испытаний черных сил, часто имеют такие отклонения, относясь к дьяволу серьезно, а вот Создателя в упор не принимая, даже имея на Него обиду, даже гнев, хотя, как раз вот здесь то, должно быть полное восприятие Его: