Алексей Шерстобитов - Онколига [СИ]

— Мы приехали с… — Тут он кивнул на стоящего в дверях мужчину, кивнувшего в знак подтверждения и продолжил:

— Она открыла вся сияющая, будто он неожиданно выздоровел…, сияла вся! Ваня…, сияла от счастья — я таких людей счастливых в жизни не видел никогда! Сияет так и говорит: «Мы сегодня оба уйдем…, еще немного и этот мир покинем…» — я так и подумал, что сдвинулась, ну столько несчастья на нее… — да и улыбалась она, как-то вот, как должен улыбаться по-настоящему счастливый человек…, ну не может она быть такой! Не может! И все тут! Все, что для нее дорого, лежит сейчас бездыханным вот в той комнате и ее будто бы нет… — Иван, слушая, раздирал, нервничая упаковку от лекарств на миллионы кусочков, он настолько все представил явственно, что не знал, что бы предпринять, будто мальчик еще был жив, и его можно спасти, затем осознавая, что о нем заботиться поздно, задумывался о Алене: «Ёе то еще можно и нужно спасти, нужно вывести из этого состояния, она и правда, судя по своему состоянию, за ним идет ускоренными шагами!». Как бы отвечая, словно слыша его мысли, Хлыст продолжал в однотонье:

— Не нужно, Ваня, не нужно, она уже давно там, где он, ни уже давно слились, как сиамские близнецы, им друг без друга не жить было, поверь мне…, я только недавно понял, когда увидел, как ее взгляд провожал его отлетающую душу — такой тоски я не видел! Но она, тоска эта не такая, как…, она тосковала, как человек любящий, но не теряющий, знаешь, будто расстаются ненадолго…, как бывает, когда мать провожает своего сына в детский садик из-за калитки, предполагая безошибочно, что будет дальше… Вот эти вот переживания души Ярополка, не о себе, а о том, как же ей здесь будет тяжело эти…, думаю часы, которые покажутся ей веками… По ее взгляду было видно, как он ее поддерживает…, притом, что уже упокоился! Понимаешь ли ты, Ваня, о чем я… Они ведь уже в разных мирах, разных измерениях, а продолжают общаться, чувствуют друг друга…, что теперь они?!.. Даже я…, даже я прочувствовал!

— Я понял — все под впечатлением! Я тоже…, как-то не могу отделаться от мысли, что вот…, что хочется с ними, будто они, и Алёна, и Ярополк, еще живы, но уже там, и я их чувствую, и я за них спокоен и даже рад… Кажется я…. Меня обдало это счастье, но оно не земное, оно, от туда сюда придя, их обратно и сопроводило…, да и обдало меня, хоть я и опоздал… Теперь мне не страшно умирать!

— А мне и очень хочется…, с ними, с ними и я перестал переживать! Это…, это будто, ты очень виноват, но настолько боишься ответственности, непрощения, наказания какого-то, что находясь просто в отчаянии, понимаешь, что делать, но не можешь себя пересилить, и вдруг…, все приходит само собой…, и ответственности нет…, и ты прощен, и вместо наказания объяла тебя любовь неизмеримая — вот только-только ужас, страх и боль были, но схлынули… и свет их заместил, в котором все есть радостная и восторженная Истина… — есть и навсегда!.. — Они перестали говорить, одновременно опасаясь это делать, ощущая со страхом, как уходит это чувство, покидает их словно благодать, согрешившего неверной мыслью. Сталин шагнул в сторону комнаты, детектив шарахнулся от нее, Михалыч привстал на почти парализованных нога, и через несколько мгновений они втроем увидели в проем двери две светящиеся фигуры в сопровождении четырех других, вздымающихся сквозь материальное в очевидное.

Какое-то невероятное быстрое переживание, неспособное задержаться на земле, как разряженный газ, проникло в нутро каждого, обозначив, где находится не плотское сердце, а духовное, вдохнуло в душу крепостью теплости надежды, и оставив ее новой собственностью, умчалось вслед, слившимся в одно пятнышко, а затем ставшее лучиком, шестерым душам новообретенных раем и ангельских…

Две, совершенно восковые фигуры, отдаленно напоминающие искусно сделанные из воска, остались в комнате в тех же позах, которые я описывал недавно, никто не сможет, из потом побывавших здесь, объяснить устойчивые свежесть и аромат неведанных цветов, несколько дней стойко остававшихся в этой комнате, сменивших сейчас прежние запахи смерти и умирания.

Уже вечером услышал «Полторабатька» историю Святополка, не делающую честь ни врачам, бригаде скорой помощи, отказавшейся вчера ночью приезжать, хотя бы облегчить участь страдальца, в результате задыхавшегося в течении нескольких часов, и так и упокоившегося от недостатка кислорода и страшной боли, разделенной на двоих, а может быть на троих, вместе с Хлыстом.