Зигфрид Ленц - Бюро находок

Барбара и Генри внимательно слушали пояснения, не сводя глаз с юрты, в которой тихонько сидел Федор и, конечно, тоже слушал рассказ экскурсовода. Тот со знанием дела выдавал информацию, отвечая на конкретные вопросы или ведя рассказ по собственной инициативе; так, он сообщил, что башкирский язык очень близок татарскому, что леса в тех краях в основном лиственные и что шерстяной капюшон на женщине, моющей посуду, носят также на Кавказе, и называется он и там и тут башлык.

Любознательный турист – один из тех, которые попадаются в каждой группе, – задумчиво вгляделся в фигуры у юрты и спросил:

– Видно, бедствуют, бедолаги? Уровень развития, наверное, самый примитивный?

Экскурсовод, привыкший к любым вопросам, не удивился и не возмутился, а терпеливо, используя свои разнообразные познания, просветил, и не только одного любопытствующего, а всю группу, что башкирские земли богаты природными ископаемыми, что там найдены медь, марганец и уран и в итоге возникла развитая индустрия, черпающая необходимую энергию от ГЭС и ТЭС. Не ожидая дополнительных вопросов, он обратился к сцене из киргизской жизни и уже произнес:

– А здесь вы видите…

Но тут подала голос худощавая седая женщина; у нее появился еще один вопрос, не в последнюю очередь продиктованный профессиональным интересом. Жизнь в юрте она еще может себе представить и жизнь летом в степи тоже, но ведь башкирские дети должны ходить в школу, как там обстоят дела – на безлюдных территориях, при кочевом образе жизни – со школьным образованием, вот что она хотела бы узнать. Экскурсовод счел вопрос резонным, благосклонно кивнул и обратил свой взгляд на фигурку маленькой девочки. Повернувшись в ее сторону, он сказал:

– Она наверняка знает не меньше, чем ее сверстники в Германии. В степях школы размещают в деревянных летних домиках, а в селениях проводятся такие же стационарные занятия, как у нас. А вот той школе жизни, которую пройдет малышка в юрте, этому не научат ни в одной школе. Что касается безлюдных территорий, их можно преодолевать пешком, а можно и в седле, в давние времена некоторые башкиры держали по шестьдесят и более лошадей, бывало что дети и на свет появлялись прямо в седле, так сказать. Кстати, стоит упомянуть, что у них там есть свои университеты, и значительные, к примеру в Уфе.

Генри подошел к сестре и шепнул ей на ухо:

– Славный мужик, он мне нравится.

Барбара прошептала в ответ:

– Я его один раз уже слышала, мама меня сюда притащила, мы не уставали удивляться.

Оба не спускали глаз с юрты и думали о Федоре, toi вел себя пока тихо и, судя по всему, сконцентрировался на рассказе экскурсовода, ведь речь шла о его родине и его соплеменниках. Неожиданно они вздрогнули, да и все туристы обменялись удивленными взглядами – из юрты полились звуки флейты, поначалу неуверенные и слегка вибрирующие, временами они звонко взбирались вверх, ненадолго зависали там и внезапно обрывались, чтобы потом, после нового зачина, излиться в безудержном веселье. Радость звучала в этой музыке, может быть, радость пробуждения. «Что это с ним? – взволнованно думала Барбара. – Почему он играет, что он хочет нам сказать?» Экскурсовод перешагнул через заграждение, оторопело посмотрел на девочку, только сейчас, вероятно, заметив отсутствие флейты, выпрямился и решительно откинул полог юрты. Все еще держа флейту у губ, наружу вышел Федор, успевший напоследок издать ликующий звук – это мог быть торжествующий клич парящей над степью птицы, и вернул курай девочке. Все пребывали в полном замешательстве, сменившемся радостным ликованием, с которым группа встретила Федора, большинство посчитало его игру удачной режиссерской находкой, все зааплодировали и еще долго продолжали приветственно махать ему и хлопать в ладоши. Федору ничего не оставалось, кроме как поклониться, что он и проделал на игривый манер, чем вызвал только усиление аплодисментов и возгласы «бис!». Барбара хотела подойти к нему, чтобы выразить свой восторг, но ее опередил вахтер; улыбнувшись, он тут же принял официальный вид и спросил:

– А вы, собственно, кто такой?

– Я позволил себе переступить порог родного для меня жилища, я родился в тех краях, – объяснил с довольной улыбкой Федор, – дело в том, что в такой вот юрте прошло мое детство.

Вахтер пытливо посмотрел ему в лицо, заморгал, и его губы расплылись в широкой улыбке. Его растущее восхищение искало выхода, и когда он окончательно убедился, откуда родом посетитель, он произнес вполголоса: