Ксения Букша - Мы живем неправильно

Парень чувствует, что пора вмешаться.

– Простите, пожалуйста. Вы не могли бы все-таки сказать пару слов про выборы?

– Я не пойду на выборы, – говорит Анна Аркадьевна. – Это бесполезно. Завод от этого все равно нормально работать не будет. Вот если бы наш завод кто-то купил, тогда сразу жизнь бы пошла совсем другая.

– Я не понимаю, почему на наш завод до сих пор никто не позарился, – говорит Валентина Михайловна.

– Они большую ошибку сделали, что позвали обратно Николаича. Николаич, конечно, в советское время был дельный мужик, хороший директор. Но советской власти уже пятнадцать лет как нет. Он сбыт продукции найти не может, – констатирует Анна Аркадьевна. – Вот в чем тут дело, молодой человек. А мэр тут не поможет. Можно мэром хоть самого президента назначить. Ничего не изменится, пока завод не заработает как следует.

– И черных если выгонят из города, – добавляет Валентина Михайловна. – Такое впечатление, что сюда весь Таджикистан приехал. Просто на каждом шагу, ну всюду они!

«Еще минута, и я отморожу себе яйца», – думает парень.

Оператор опускает камеру. Женщины замолкают.

– Большое спасибо, – безнадежно говорит парень замерзшими губами. – Спасибо большое.

– А когда нас будут показывать?

– Во вторник по местному телевидению, в новостях в десять утра, – врет парень.

– Бимчика моего любименького покажут, – говорит Валентина Михайловна. – Бимчик! Ты у нас теперь телезвезда!

Бимчик зевает и начинает активно крутиться и чесаться. Подруги оттаптываются на снегу и украдкой греют щеки. Стремительно темнеет, небо светится ярко-синим. Мороз усиливается. Фургон со съемочной группой отъезжает.

– Меня уже по телевизору один раз показывали, – задумчиво говорит Анна Аркадьевна. – Мне тогда было, наверное, лет двадцать, мы как студенты участвовали в самодеятельности, и нас пригласили на передачу какую-то экологическую. Тогда была перестройка. Там было море-то это, которое пересыхает, а мы его как бы спасаем. Митингуем. И нас предупредили, чтобы мы не приходили ни в чем синем, потому что потом нас будут на фон моря монтировать. У меня были одни джинсы и еще старые зеленые спортивные штаны, ну я в них и пришла. А потом смотрю по телевизору, – она смеется. – Смотрю потом по черно-белому телевизору – вообще все слилось, такое впечатление, что мы в это море по пояс залезли…

– Нет, – говорит Валентина Михайловна. – Вот меня снимали, так снимали. Дело было очень давно, в цветочном магазине. Потом это показывали во всех кино, перед фильмами.

– Как перед фильмами? – не понимает Анна Аркадьевна.

– Как сейчас рекламу, – объясняет Валентина Михайловна. – Ноги, представляете, крупным планом. Камера по ним поднимается, поднимается… минуту, наверное, или две! А потом быстренько показывают мое туловище, цветы – и все.

– А может, ноги были не ваши? – предполагает Анна Аркадьевна.

– Мои, – мотает головой Валентина Михайловна, – точно. Обувь моя.

– Нда, – неопределенно говорит молодая девушка и смотрит куда-то в сторону, потряхивая Костю; Костя бессонными глазами смотрит на начинающуюся ночь.

– Как интересно, – сказал Кошкуркин. – Я до такого еще не додумался. Так вы говорите, ваши работники по утрам поют хором корпоративный гимн?

– Поют, – подтвердил Томатов. – А кто не знает слов, сбивается или фальшивит, того я беспощадно увольняю.

Слово «беспощадно» Томатов произнес особенно напыщенно.

– А ваши менеджеры посещают Интернет? – поинтересовался Кошкуркин.

– К сожалению, без этого никак, – признал Томатов. – Но мы закрыли им доступ на все сайты, кроме корпоративного.

– Наверное, я тоже так сделаю, – сказал Кошкуркин. – Пока мы только контролируем, на какие именно сайты заходят наши сотрудники. Кого я замечаю за просмотром порно, скачиванием музыки или чтением «Гарри Поттера», тот вылетает с работы как пробка.

Выражение «как пробка», по-видимому, доставило Кошкуркину особое удовольствие.

– Вы следите за сотрудниками лично? – спросил Томатов.

– О да, – оживился Кошкуркин. – Это занимает почти все мое время. Я езжу на машине по точкам под видом простого клиента.

– Но разве они не знают вашего лица?

– Я надеваю маску, – уточнил Кошкуркин. – И если я замечаю, что у кого-нибудь бегают глаза, то я просто беру его за шкирку и вышвыриваю на улицу.

– Бегают глаза! – воскликнул Томатов. – Да за такое я бы вообще убил. У нас, если кассирша говорит «здравствуйте» недостаточно доброжелательно, ее штрафуют на месячную зарплату. Но они все равно не увольняются – так я сплотил свою команду!