Получилось!
Первый пробный улёт. Минут двадцать лежим просто так и кайфуем от предвкушения. И вдруг этот мир как будто отходит на второй план. Мы шатаемся по комнате, чумные от счастья, и мелем какую-то белиберду. Знатоки по части болтушки называют это «приход». Хлопаем друг друга по плечу, точно сами открыли новый препарат. Даже обнимаемся.
Такого кайфа у меня давно уже не было.
Для поднятия тонуса колемся раз в два-три дня. Что еще может порадовать в этом мире? Опять химичим. Надо состряпать передачку для Евы. Достать бы денег на исходное сырье. Это уж забота Гонзы. У нас кто дает бабки — берет половину товара. Постепенно все возвращается на круги своя. На третий день без дозы руки и ноги как свинцовые. Непреодолимая усталость. Мама тщетно будит меня на работу. Дайте поспать! Не могу я так. Оставьте меня. Что же я опять натворил… Плюнь на меня, мам… Ну, прошу тебя. Не могу я.
— Что с тобой, Михал? — В голосе легкое подозрение.
— Не знаю. Наверное, грипп. Все тело ломит, — выкручивается Михал. Вроде успешно.
— Позвоню к тебе на работу, предупрежу. Надо вызвать врача…
— Ну, пожалуйста, не надо. — Из последних сил Михал хватает мать за руку.
— Не дури. Заболеть может каждый. Что, тебе голову оторвут?
Михал чувствует, как мама ласково поглаживает его. Словно пять, десять, пятнадцать, двадцать лет назад. Наконец идет к телефону.
Найти бы силы встать и помешать этой ее бессмысленной затее.
На работе наверняка протреплются о прогулах. Их ведь не меньше пяти. Скандала не миновать. А я не могу даже отключить телефон. Да ладно, плевать. На все плевать. Глаза машинально блуждают по комнате. И вдруг все становится серым — мебель, стены и свет за окном. Все серым-серо без дозы. Как страшно. Все против меня. Даже мама. Конец семейной идиллии. А когда она вызовет врача и тот все поймет? Допустим, о болтушке они еще не знают. А если станет искать свежие следы уколов под языком? Бред. С меня хватит скандала и на работе.
Мама опять входит в комнату. Слава богу, пока еще улыбается.
— Позвонила? — не стерпел Михал.
— Конечно, не волнуйся.
Она что, думает — у меня приступ производственной активности?
— И что?
— Заведующий в отгуле. Они все передадут.
Значит, скандал откладывается? Небось подошел к телефону кто-то, кому я до фонаря. Несколько часов отсрочки? Встать бы и раздобыть чем вмазаться. Сразу оживешь. Надо всегда держать дома заначку. До такого нельзя доводить.
Надеялся протянуть недельку-другую, а все решилось через пару дней. Врач, правда, не понял. Но с работы все равно выперли. На больничный даже и не взглянули.
Хотя бы до пятницы изображать, что снова хожу на работу. Последние дни покоя.
А когда все всплывет?
— Можешь жить тут, — великодушно предлагает Гонза. — Будешь отдавать половину доли с каждой варки.
Пошел он в задницу со своим великодушием! Только мне ничего другого не светит.
Кроме ломок.
А что с Евой? Скроить бы для нее приличную дозу. Нельзя же не помочь подружке. Но если по-честному, то это не ради Евы, а лишь бы самому не завязывать.
В последний раз воспользоваться удобством нашей лоджии. Исчезнуть до того, как все раскроется. Взять только пару своих шмоток.
«Мама, прости меня». И подпись.
Уйти, пока все спят.
Знакомый тюремный дух. Только на этот раз все наоборот. Теперь там Ева.
— Они меня преследуют, Михал. Преследуют! — едва усевшись на стул, истерически шепчет Ева.
А ведь надзиратель был прав, в растерянности осознает Михал.
— Кто же тебя преследует, ну скажи, кто? — спрашивает он.
Ева кивает головой в сторону надзирателя, прохаживающегося от окна к дверям.
— Да ерунда все это, — успокаивает Михал.
Ева качает головой, пытаясь улыбаться. Выжидает, когда надзиратель отходит в самый дальний угол.
— Прикидываюсь, будто ничего не знаю, а то они придумают, как меня по-другому ухлопать. Тогда и вовсе не догадаешься, не то что про эти таблетки.
Михал пораженно глазеет на надзирателя, который вышагивает от двери к зарешеченному окошку. Тот только ухмыляется. А на запястьях Евы свежие шрамы вдоль вен.
— Какие таблетки? — наконец спрашивает он.
— Яд. Я их выплевываю. Но они догадались. Пытаются всучить мне порошки.
Ева ждет, пока надзиратель перейдет в другой конец комнаты, и понижает голос до шепота.
— Я тут меняюсь едой с одной девчонкой из камеры. Случись чего, ей наверняка дадут противоядие. Но все равно они меня достанут…
Читать дальше