В десять. Я буду ждать.
Похоже, не поверил, что я тут и в самом деле объявлюсь?
Выдержать хотя бы три дня. Всего три дня. Доказать самому себе, что ты еще не втянулся.
Ничего не выходит, могу только уставиться в потолок, сжимать кулаки и лгать самому себе, что сумею.
Хоть бы еще одну дозу. Одну-единственную, прежде чем покончить с этим навсегда.
Неужели я и вправду зашел так далеко?
Забыть, что существует этот проклятый кайф. Этот мир, о котором год назад я и слыхом не слыхивал. И вдруг не могу прожить без него одного дня?
— Михал Отава, вы меня вообще слышите? Может, соблаговолите сказать, о ком из писателей, которых мы прошли за последний месяц, у вас есть хоть малейшее представление?
Когда-то мне нравился Хемингуэй, вспоминает Михал. Как давно это было.
— О Хемингуэе.
— Вероятно, вы не обратили внимания, что в этом году мы изучаем чешскую литературу?
Класс взорвался хохотом. Идиоты. Училка довольна собственным остроумием. Очередная двойка. Я уже не успеваю их считать.
Доползти бы домой, свалиться на диван и дотянуть до утра. Еще два дня. Я мертвый. Ничто не может меня пробудить… Только одно. В пятницу надо попасть на дискотеку.
Но как?
Как угодно.
— К тебе пришли, Михал. Только сначала будь добр объяснить, кто это?
Первые две относительно нормальные фразы после возвращения из вытрезвителя.
Ева!
Отец остался в прихожей. На стрёме.
— Привет! — Господи, только бы она себя не выдала. — Это из нашего класса, пап.
К счастью, Ева не под балдой. На ответ хватило и двух секунд.
— Привет. Я пришла узнать, что нам задали по чешскому. Я болела, а завтра пойду в школу.
По чешскому? — Какое счастье, что дома пока не знают о той двойке. — Конечно, проходи.
— Не надо переобуваться, — останавливает отец, когда гостья безуспешно пытается стянуть сапог.
— Что с тобой? — шепчет Ева, едва оказывается в комнате Михала.
— Ничего. Вытрезвитель.
— Попался?
— Вот тут на сто тридцать шестой странице, упражнение 3 «б», — на всякий случай громко говорит Михал.
И кивает Еве.
— Что ты там сказал? — шепчет Ева.
— Купил сам не знаю у кого.
— И все?
Он кивает.
— А еще задали наизусть любое стихотворение из чешской классики, — добавляет Михал — вдруг отец подслушивает.
— Спасибо, — говорит Ева. — Ну, мне пора.
В соседней комнате отец над газетой словно сфинкс.
— Я провожу Еву до автобуса, пап.
— Это обязательно?
— У нашего дома какой-то тип ошивается.
Торопливо, пока отец не передумал, Михал тащит Еву по ступенькам. На первом этаже сворачивает к подвалам и выходит во двор через дверь с выбитыми стеклами.
Ни души! Он прижимает Еву к стене дома.
— Я влип по самые уши!
— В чем дело?
— Нам надо все бросить!
— Конечно, бросим, когда захотим…
— Нет, сейчас. Пока еще не поздно, Ева. Ты должна быть со мной.
Он прижался к ней, словно тем самым мог защитить от всего и ее, и себя.
— Я не отдам им последнее, что у меня есть, — вдруг ощетинилась Ева.
— Но у тебя есть я, — лихорадочно шептал Михал. — Я люблю тебя. И не хочу, чтобы ты превратилась в наркоманку.
— Не бойся, я все держу под контролем!
— Обещай, что никогда не начнешь колоться!
— Боишься?
— За тебя. Больше у меня никого нет.
— Как дома?
— Тихая семейка. Хуже не бывает. Сбежать бы куда-нибудь, Ева. От всего…
Ева вытащила из кармана пакетик с таблетками.
— Хочешь?
— От Рихарда?
Она кивнула. Михал подставил руку, не успев даже сообразить, что делает. Хоть на минуту избавиться от этой безнадеги.
Выдержать без скандала до каникул!
Дома такой напряг — невмоготу. Сил моих больше нет!
Хоть бы какой-нибудь просвет, чтобы забыть обо всем.
Но ведь у меня есть Ева. Или, вернее, то, что она приносит?
Бесконечная перебранка родителей за закрытыми дверьми кухни. Однако из ванной все отлично прослушивается. Пластиковые кубики панельных коробок.
— Может, лучше вернуть эти билеты?
— Ты что, рехнулась? Всю жизнь мечтала увидеть что-нибудь, кроме своего микрорайона, и вот тебе на!
Это про бесплатные авиабилеты в Канаду. Подарок ЧСА [15] Чехословацкие авиалинии.
. За верную службу. Скатертью дорога!
— Одного его тут нельзя оставить.
— Как раз наоборот. Пусть докажет, что он мужчина. Неплохо бы ему наконец узнать, каково это самому о себе заботиться. Ни тебе выстиранных носков, ни тебе завтраков в постель, а то привык прийти вечером и сожрать, что положили. Все на тарелочке с голубой каемочкой. Разбаловала ты парня.
Читать дальше