Радек Йон - Memento

Неужели тогда я и в самом деле так думал? Конечно.

Необыкновенные. Будто с огромной высоты наблюдают они за миром обыкновенных, сереньких людишек там внизу. И смеются над ними.

И никогда не предадут. Просто незачем.

Жизнь вдруг оказалась совсем не там, где я ее искал. Будоражащая кровь. Полная приключений и тайн, которые нас объединяют. Без стереотипов и банальностей обыкновенной жизни. Никаких подростковых проблем. Как у моих одноклассников. Или у меня.

А если б я знал, в какие проблемы впутываюсь? Такого торчка, как я теперь, в те времена в Чехии не было. Или, может, просто умалчивали? Да нет, в нашей компашке бы знали. Наверняка.

Тогда я на полном серьезе думал, что ребята из компании не такие, как все. Что знают больше, умеют больше. Они вечно перемигивались, вечно скрытничали. Никто из непосвященных не должен был догадываться, что они делают или куда собираются. Они казались мне в сто раз взрослее всех одноклассников, вместе взятых. Лица, в которых есть что-то значительное, глаза, которые видят насквозь. При этом никто из них даже не подозревал, что с ними в конечном счете станет.

Отлучки из дома чем дальше, тем рискованнее. Исчезнуть, как только папаша уйдет на ночное дежурство.

Даже маме это подозрительно.

— Конечно, сынок, я понимаю, тебе хочется погулять. Пожалуй, отец слишком строг. Но нельзя же до ночи. Ты ведь еще совсем ребенок. Будь дома хотя бы к двенадцати… Давай договоримся…

— Ладно, мам, не волнуйся…

К счастью, я знаю, что мама ложится в десять: на работу приходится ездить через всю Прагу.

— Уроки на завтра сделал?

— А как же.

— Все выучил?

— Конечно, мам. И не жди меня допоздна. Ничего со мной не случится. Приду сразу после кино.

Начинаем в дискотеке. Потом слоняемся без цели по ночной Праге. Мы так близки друг другу, как никто в этом мире. Все понимаем с полуслова. Общий кайф пару раз заменяет черт-те сколько лет дружбы.

Тогда я мог бы поклясться, что мы любим друг друга, как никто и никогда. Чудесное чувство. Святая наивность! Я ведь никого из них толком не знал. Неужто все дело было в одном кайфе? Наши замечательные прогулки. Разве могли они закончиться иначе, чем крахом…

— Ева, ты жутко похожа на одну девчонку, которую я любил. Но ты такая… Такая надежная.

Мы обнимаемся в каком-то сквере между панельными громадинами. Два последних светящихся окна. Первая теплая ночь приходящего лета. И мы будто парим над миром. Высоко над землей, над суетой и гонкой всех тех, внизу, которых через несколько часов будильники снова прогонят из постелей. И всего-то пять капель в двести граммов кока-колы.

— Я ужасно рада, что мы встретились. Веришь? Никто меня так не понимал, как ты. Слышишь? Никто!

О чем же она тогда говорила? Что мы друг о друге знали? Все и ничего.

— Ты замечательная. Я люблю тебя.

— Я никогда не умела знакомиться с мальчишками. Боялась. Теперь все по-другому. С тобой мы знакомы всего пару дней, а мне кажется, будто много лет.

С тобой и с кайфом, позабыла добавить Ева в тот раз, думает сейчас Михал.

Рассвет среди панельных коробок. Как же мы забрели сюда ночью?

— Пора на работу, — соображает Ева. — Вот тебе и на.

— А кем ты работаешь?

— Секретаршей. В гимназию не приняли, хотя экзамены я сдала, но в связи с недостатком мест…

— А тебе обязательно надо?

— У меня прогулов до чертиков.

— Не повезло. Значит, пойду домой спать. Не идти же в гимназию в таком виде.

— Может, поспишь у меня? — предлагает невесть откуда взявшийся Рихард.

Неужели шпионил за нами?

До меня еще не доходит.

— Нет, надо домой. Пока мама спит.

Как-то раз я пришел всего минуты на три раньше отца. Успеваю раздеться и шмыгнуть в постель.

Смешливые лучики морщинок у глаз и возле рта. Чему уж тут улыбаться.

— Дайте-ка взглянуть на вашу ногу… Да, признаться, такого я еще не видывала. А почему вы вовремя не обратились к врачу?

А что бы он мог сделать? Мне ведь надо было ширяться в ту ногу, а не валяться с ней по больницам. И в загноившейся ране не видно следов уколов.

— Вы понимаете, что могло быть поздно, не попади вы к нам? Вы вообще отдаете себе в этом отчет?

Я-то отдаю.

Михал почти незаметно кивнул, лишь бы отвязались.

— Не говорите, что вам все равно, если вдруг придется ампутировать.

Инвалидная коляска, промелькнуло у Михала. Но ведь это… Он вспомнил свой сон: коляска с безвольно лежащим телом. Вместо головы череп, в свисающую поверх поручня руку воткнут шприц. В тот раз он проснулся совершенно взмокший от пота. И почти до рассвета думал, кто это был, он или не он. Ну разве можно что-то распознать по черепу?