Владимир Соколовский - Райотдел

А ведь в начале апреля он предпринял было попытку переменить жизнь — кинулся в отчаянии на прием к заму начальника управления по кадрам. Должность эту занимал бывший секретарь обкома партии — его направили сюда, как направляют обычно выработавшихся, но не дотянувших до пенсионного срока партийных работников, когда становится видна и их бесперспективность, и малая отдача на прежнем месте. Этот соблазнился, видно, еще и солидной пенсией в перспективе. Как бы ни было, человеком он оказался солдафонистым, полковничий мундир сел на него, как тут и был; новый зам быстренько оседлал и кадровую машину — теперь ни одного решения о назначениях не принималось в простоте: бумаги, коллегии, совещания, проверки, сбор компромата, дрязг и сплетен. Свое место полковник ставил высоко и гордо говорил: «Я политик»; «Первым качеством работника органов внутренних дел я ставлю не деловые, но политические качества».

Носов зашел в его кабинет и отрекомандовался:

— Следователь старший лейтенант Носов!

— Слушаю вас.

— Я написал рапорт на увольнение. Прошу удовлетворить.

— Эт-то еще почему?.. — кадровик плотно сидел в кресле, положив ладони на стол.

— Я, видите ли, выпускник дневного отделения университета, оказался здесь по распределению. Нынче кончаются три года отработки.

Полковник нажал кнопку переговорника и велел принести личное дело.

— А почему вы, товарищ старший лейтенант, — он повысил голос, — заявились сюда не в форме?!

— Да как-то я… неудобно себя в ней чувствую, — признался Носов. — Так и не могу, знаете, привыкнуть.

— А между тем эта форма, — наставительно сказал политик, — олицетворяет собою соцзаконность и правопорядок, которым вы служите. Ношение ее — великая честь для человека.

«Мели, мели…» — подумал Михаил. И сказал вслух:

— Я понимаю, товарищ полковник. Прошу прощения.

— Так-то-с! Ну, и… что же вас не устраивает? Чем недовольны? Если окончили юрфак — значит, хотели быть юристом, так я понимаю? Вот и работайте им на здоровье.

— Но нельзя человека, товарищ полковник, насильно заставлять работать в милиции. Это же извращение. Разве раньше выпускники университетов в полиции служили?

— Да, раньше не служили. Считали за позор. А теперь должны считать за честь, понятно? Потому что это уже не полиция, а милиция. И не буржуазная, а наша, советская.

Офицер из отдела кадров принес дело. Полковник читал его, листал, вчитывался — и вдруг выкрикнул с некоторой театральностью:

— Ничего не понимаю! Нич-чего абсолютно не понимаю!

— Что, что такое?! — встревожился Носов.

— Вы ведь из рабочей семьи? Отец, мать рабочие? Не интеллигенты? И сам работал до учебы простым шофером. Наша, выходит, косточка?

— Какая наша?

— Ну наша, пролетарская! Вы же потомственный пролетарий. Представитель самого передового класса. И должны знать понятие: пролетарская дисциплина. Откуда в вас интеллигентщина эта, нытье, раздумья: не могу, не хочу, не для меня… НАДО работать, понимаете? НАДО!

Господи, опять…

Дав время прочувствовать свою тираду, полковник горько вздохнул:

— Да-а, не ожидал… Свой вроде парень, из рабочих, и вдруг — такие настроения. Куда мы идем?

— Ну при чем же здесь это: рабочий, не рабочий! — не выдержал Носов. — Совесть — понятие абсолютное: что для рабочего, что для интеллигента, что для крестьянина. У кого есть — у того есть, а у кого нет — того не спасет никакое происхождение.

Политик подобрался.

— Ах ты, парень, — сказал он тягуче, — а нутро-то у тебя, оказывается, с гнильцой! Хватит разводить муть и антисоветчину. Ступайте, выполняйте свои обязанности и прекратите заниматься разной ерундой. Товарищ Ханжин! — младший лейтенант из отдела кадров вскочил. — Ознакомьте товарища старшего лейтенанта с Положением о прохождении службы в органах МВД! Пусть не забывает, что на него рапространяются уставы! Под расписку ознакомьте! А мысли-то, мысли какие! — вдогонку сокрушался он. — Совсем, совсем запустил товарищ Ачкасов партполитработу!

Выйдя в коридор, Носов сказал со злобой, сжимая кулаки:

— Да что же это такое! Даже в армии, когда призывают офицером с гражданки, и то отпускают через два года. А вы мне вечную каторгу хотите устроить!

— Следуй за мной, — ухмыльнулся младший лейтенант. — Я прочту тебе маленькую лекцию. Будешь служить, как огурчик, двадцать пять лет. И не рыпайся.

— Пош-шел ты… — следователь повернулся и быстро зашагал по коридору.