Игорь Сахновский: Заговор ангелов

Последний привал в пустыне устроили перед рассветом. Безвидная серая плоскость угрюмо возлежала в собственной тени, готовая к очередному приступу дневного жара. Справа из-за горизонта уже выпирала громадная раскалённая макушка.

И вот на этой десятиминутной стоянке, сжав ему ладонь обеими руками, с необъяснимой горячностью Дина вдруг попросила:

– Давай не пойдём назад в автобус!

– А куда пойдём?

Она качнула головой в сторону блёклой безводной пустоши.

– Туда. Мы ведь уже приехали.

– Ты шутишь?

– Я не шучу.

– Ты сумасшедшая, вот что. Мы там не продержимся и дня.

– Ну пожалуйста!..

Он чуть ли не насильно увёл её назад; Дина села с подавленным видом и прильнула к окну.

Когда они ехали по улицам столицы, грандиозной и мусорной, наваждение отодвинулось, ночь и пустыня казались теперь далековатым прошлым. На центральную площадь к Каирскому музею, невзирая на раннюю духоту, с утра подкатывали толпы иностранцев. Едва оказавшись в музее, Дина сказала: «Сходи, если можешь, без меня. Я тебя здесь подожду».

Он обошёл обломки и сокровища ранних династий, Древнего и Среднего царств почти бегом, только немного задержался в Новом царстве, на втором этаже, у покрытого золотом деревянного трона, где спереди на спинке с трогательной тщательностью выписана сцена, которая длится уже больше тридцати веков. Царица умащивает маслом своего юного мужа Тутанхамона, и у них одна пара сандалий на двоих. У фараона правая нога босая, у царицы – левая.

Дина терпеливо ожидала внизу, возле копии Розеттского камня. Когда после обеда их привезли к подножию трёх великих пирамид в Гизу, она даже не вышла из автобуса. Легендарные египетские древности привлекали её меньше всего. Арсений хотел понять: почему? Ответ позволял разгадывать себя, как надпись на Розеттском камне. «Так много мёртвых…» – сказала Дина.

Следующей полуночью они вернулись в гостиницу, всё так же засыпанную лепестками. Он был уверен, что поездка Дину разочаровала. Но перед тем как уснуть, она спросила: «Поедем ещё?» – и обняла его.

Утром на арабском базаре был куплен арбуз размером с водородную бомбу, контрабандно пронесён в отель, уложен в холодильник и доведён до состояния красного льда. С этим сладким ледяным мясом они выходили в тридцатиградусное пекло на балкон – крупно порубленный трофей сверкал тающими алыми слитками, Дина брала их губами с кончика ножа, и Арсению казалось, что он кормит пугливую дикую лисичку. Поцелованная в горячую ключицу, она спрашивала: «Ты меня полюбил?»

К морю, на пляж её не тянуло. Зато снова прозвучал вопрос: «Мы поедем ещё?» Чтобы не встраиваться в толпу туристов, он зашёл в небольшую экскурсионную фирму и договорился на завтра о поездке в Луксор. Нельзя сказать, что он не испытывал никакой тревоги. Он даже процитировал, на всякий случай, любительнице гулять по пустыне слова кого-то из открывателей гробниц в Долине царей, в двух шагах от Луксора: «Это место, где закипают мозги». Но с тем же успехом он мог их цитировать наедине с собой.

Выехали в шестом часу утра на микроавтобусе. Кроме них в эту же машину сели молодой араб в серо-голубой галабее и приветливый немец-толстяк, который без устали фотографировал всё, что видел в окне, и делился впечатлениями на сносном английском.

В дальнейшем, пытаясь мысленно восстановить последние часы, проведённые рядом с Диной, он вспомнит лишь её обычную тихость, как она сидела, сложив руки на коленях, отвернувшись к окну. Жар не проникал в автобус, о немилосердности солнцепёка можно было судить по тому, как чей-то измождённый ослик прижимался к стене сарая, дающей узенькую, в полшага, тень, как охранники на переездах прятались в свои будочки-скворечники, насилу сохраняя строгий вид.

Если верить дорожному указателю, они миновали город Кену ещё до несчастья, причину которого Арсений так и не узнал: то ли водителю вздумалось блеснуть лихостью, то ли что-то стряслось на шоссе. После мощного удара их перевернуло дважды; потеря равновесия и потеря сознания для потерпевших неотличимы от конца света.

Трудно сказать, через полчаса или через полминуты он обнаружил себя скомканным и стиснутым, на боку, лицом в липкой крови. Разбитой бровью он упирался в металлическую ножку сиденья; ближайшей вещью, на которой удалось сфокусировать свободный глаз, было кольцо с александритом, до сих пор принадлежавшее Дине, а теперь как будто выброшенное. Страшно болела голова. Чтобы привстать, он вынужден был оттолкнуть коленом мёртвую тёмную ногу араба в задранной галабее.