Lee - Крылья демона

– Марко Маркони, Има Маркони, моя сестра, – представил я нас с поклоном. Има сделала легкий книксен. – Прибыли в ваш просвещенный город из Неаполитанского королевства.

– Мы могли бы поговорить, синьор Маркони? – спросил он с налетом легкой таинственности в голосе.

– Да, конечно, – ответил я, подавая знак Име, чтобы она отстала на дистанцию, подобающую женщине средневековья. Има гневно сверкнула взглядом, но повиновалась.

– Знаете ли, друг мой, в чей адрес была направлена блестящая проповедь нашего клирика? – вкрадчиво поинтересовался Франчини.

– Нет, – кратко соврал я.

– Что ж, тогда вам лучше будет узнать. Вы прибыли надолго в наш город?

– Надеюсь, что да. Хочу получить образование в университете, а заодно посмотреть – нет ли в северной Италии достойной партии для моей сестры.

– Не поздновато ли вам становиться студентом? – подозрительно прищурился Франчини.

– Вот это я и собираюсь выяснить в ближайший месяц, – бодро отпарировал я.

– Но дом то вы арендовали на больший срок, не так ли?

– Да, – все так же скупо отвечал я, пытаясь вытянуть сведения о политических взглядах собеседника хотя бы из его вопросов.

– Возможно, размах ваших первых покупок и скорость их свершения говорят о нестандартности ситуации, в которой вы находитесь? – продолжал упражняться в словоблудии мой собеседник.

– Какое отношение имеет нынешняя проповедь к скорости моих покупок? – я решил облегчить выход информации из уст Франчини.

Он смутился и очевидно принялся подыскивать новые витиеватые формулировки, чтобы заставить говорить меня первым. Тут уж не выдержала Има, слушающая наш разговор на пределе слухового восприятия.

– Синьор рыцарь интересуется, не связан ли наш приезд с действиями легата Коссы, – пояснила она, приблизившись к нам. На ее способности к дипломатии, наверное, сказалось общение с австрийскими и прусскими офицерами XVIII века.

Мы оба уставились на нее. Я с желанием задушить на месте свое непоседливое прошлое в женском платье, Франчини с изумлением от такой наглости со стороны женщины.

– Има освоила все тонкости интриг, проведя свои юные годы при Неаполитанском дворе, – мрачно прокомментировал я, осведомленность Имы.

– Прошу прощение, за свое вмешательство, – ни чуть не обращая внимания на нашу реакцию, продолжала она, – но я правильно изложила суть вашего интереса, синьор Франчини?

– Да, синьорина, вы правы, в какой то мере, – взял себя в руки тот. – Но я хотел лишь ознакомить вас с текущими событиями в Болоньи. Так сказать, по-соседски помочь определиться в сложившейся ситуации. Ведь даже ваш палаццо находится рядом с моим, а я, как ревнивый последователь святого Доминика, не могу не принимать участия в духовной и политической жизни города. Конечно, ваши интересы могут носить целиком личный характер, но в нынешние тяжелые времена невозможно стоять вдали от событий, касающихся каждого честного католика. Разве желание папы, да хранит его Господь от дурных людей, включить Болонью в свою святую юрисдикцию, не является поводом к размышлению о сути грядущих перемен?

– Согласен, синьор, – я предвосхитил очередную гусарскую попытку Имы выяснить, к чему клонит наш собеседник. – Мы будем рады помочь делу святой католической церкви, даже если придется вступить в конфликт с отдельными сторонниками реформации.

– Почему бы вам, в таком случае, не оказать мне честь своим визитом? Допустим, завтра к 7 часам вечера смею ли я вас ожидать?

– Почтем за честь, – поклонившись, ответил я.

Франчини одарил меня легким кивком головы, затем бросил многозначительный взгляд на Иму, и отошел в сторону без слов прощания.

– Что ты лебезишь с ним? – фыркнула Има. – Этот старый интриган так хотел «ввести нас в курс дел», что ровным счетом ничего не сказал, а лишь пытался вытащить из нас какую-нибудь информацию. Еще, по всей видимости, он хотел спровоцировать нас на высказывания против Коссы.

– Правильно, – спокойно заметил я. – Только зачем ему мы?

– Ясное дело, ведь он один из первых, кто поддержит Балтазара, хоть сейчас не показывает виду. А мы его интересуем как возможные эмиссары Коссы или те, кого он сдаст ему, показывая свою лояльность.

– Твои рассуждения сходны с моими, – почти пошутил я, – но слишком прямо ты сейчас мыслишь. Помнишь: «Первый знак в обозначении имеет приоритет, когда вещь обозначена двумя знаками»?

– К чему это ты помянул Трисмегиста?

– Дело в том, что это обратный принцип Сатаны.