Андрей Кучаев - Sex Around The Clock. Секс вокруг часов

На лодке Цин Инь каталась с любимым попугаем, четырьмя мопсами из Пекина и, как было сказано, с двумя женами-наложницами своего повелителя и мужа. Плавали они по Круглому озеру в лодке под балдахином, на веслах которой сидели специально нанятые певички, наученные грести бамбуковыми лопатками с натянутым на них папирусом. Когда они пели, они подносили эти лопатки к своим коралловым губам, и сладкое эхо далеко разносилось над пестрой от рыб водой: рыбы подымались из глубины, чтоб послушать пение. Не болтовню же они поднимались с мягкого дна послушать, ибо жены и наложницы между песнями болтали о всякой ерунде, о которой болтают во все времена женщины во всей Поднебесной и даже за ее пределами, если можно такое вообразить – пределы Бесконечного!

Если уж говорить всю правду, то и по ночам Цин Инь, оставив сёгуна почивать одного на его рисовой циновке (именно на ней почивал сёгун, а совсем не на кровати из кости!), частенько отправлялась плавать на лодке, которой гребли крепкие и рослые юноши из провинции Линь Бяо, которая всегда славилась своими юношами, да и мужами тоже.

Кроме юношей из этой славной провинции, на лодке сидели и гребли и вполне зрелые мужчины из других провинций, ибо слухи о красоте Цин Инь привлекали всех достойных и славных, подобно светильнику, что по ночам привлекает мотыльков.

Умная и находчивая женщина, Цин Инь находила способы собрать веселую компанию, пока государственный человек, ее муж, восстанавливал силы после битв, которые вел с начальниками, подчиненными, друзьями, недругами и собственной женой в постели.

Приближаясь к острову, юноши и мужи, чего греха таить, уже не пели, а гребли изо всех сил. Налегали же они на упругие весла и послушные рули, чтобы быстрей доплыть до острова Небесных Сетей, где все скрывались в зарослях туи… Там они быстро расправлялись с угощением, торопясь затеять игры из тех, какие бывают между молодыми людьми, которые к тому же еще и выпьют сладкого вина с мускатным орехом и наедятся изюма с сушеными фигами. Надо сказать, что наложниц на ночные прогулки Цин Инь с собой брала не так уж часто, любила в игры играть без соперниц.

Об этих играх мало что доподлинно известно, ибо чаще происходили они в третью ночь после новолуния, в фарфоровом павильоне, двери которого плотно прикрывались на время забав. Только звон колокольчиков выдавал своими переливами ту бурю и переполох внутри, которые приводили к этой фарфоровой тряске – как еще не развалился хрупкий павильон, над росписью которого трудились сто двадцать художников двадцать пять лет!? Одной краски они извели сто сорок го!! Это опять же если верить молве, а что есть история, если не молва? Хотя мыто понимаем, что краски ушло гораздо меньше!

Наверное, такое положение дел не очень нравилось наложницам, и они стали нашептывать сёгуну о ночных проделках его жены, мечтая, как мечтают все женщины, занять место Цин Инь возле ее господина за столом в доме и на рисовой циновке в спальне, под шелковым пологом, расписанным попугаями.

Янь Лин долго не хотел верить сплетницам, но ревность, как известно, красноречивей любой сплетницы и изобретательнее иного исполнителя палочных наказаний при свирепом сёгуне, – что греха таить, бывают такие исполнители!

На новолуние Янь Лин тайком приготовил лодку, позвал певичек из веселого дома, и всех их вместе с лодкой спрятал в зарослях лотоса и плакучих ив, наказав дожидаться условленного сигнала – он пообещал крикнуть голосом болотной выпи, крик которой трудно спутать с другими, а кричит эта птица редко, да метко, предвещая одним беду, другим – радость… Сам же улегся у себя на циновке, дожидаясь, когда подле уляжется Цин Инь, как у них было заведено. Так и случилось в ту ночь: она пришла и улеглась, а приготовленные певички в лодке так и мерзли в своей засаде на озере. И в следующую ночь тоже пришла несравенная Цин Инь – не дожидаться же ей, когда луна дойдет хотя бы до четверти, или когда муж в нетерпении позовет наложницу. А бедные девушки за невысокую совсем плату мерзли в сырой темноте, отогреваясь припасенным вином из вишни да жаровней из ивовых прутьев, выложенной негашеной известью и сандалом, которую они по очереди ставили себе под нижние одежды, (многие женщины, увы, так греют себя снизу, если нет другого источника жары!).

Правда, были и другие поводы у сёгуна ждать жену, а у жены сёгуна – спешить к супругу едва ли не каждую ночь, кроме тех, что для возлежаний от природы не предназначены. Напомним, что не было у сёгуна лучше советчика, чем супруга, тут слухи не врали. А в последние две ночи он ждал ее особенно: его изгрызли мысли о задержке вызова в столицу, он хотел предпринять решительные меры, а какие – он не знал и не догадывался даже, – их-то и должна была и на этот раз подсказать жена.