Андрей Кучаев - Sex Around The Clock. Секс вокруг часов

Откуда же нахлынула такая праведность и праведники?

Ответ дает случай с покойным кумиром и его фондом: они оставили после себя Храм и Символ веры.

Бесспорность Идеи Бога отныне не отстаивается и не опровергается: она является a priori оправданием любого существования и любой деятельности, ибо эта Идея по-прежнему универсальна и широка!

Трагический мим незадолго до смерти тоже «пришел» к вере, наполняя свой порыв той же одержимостью, с какой когда-то играл скомороха-богохульника. Он был создан для одержимости, без которой нет таких художников. Такая одержимость редка в банкирах, политиках и капиталистах. Там даже простой азарт – помеха. Расчет и ледяное равнодушие – оружие пролетариата от наживы. После того, как красный угол стал разноцветным и из него убрали Ленина, там пришлось опять вешать икону. Никто не заметил, что за ней прячется наш оборотень! Вот почему я уделяю этому собирательному образу столько места в повествовании – не ищите реальный прообраз, их было много, не уцелел почти никто.

И я приплелся сюда, чтобы соблазнить служительницу этого храма. Она была созданием почившего кумира. Теперь она служила его культу. В самом расширительном смысле: весталка издавала глянцевый журнал-катехизис непорочного порока, библию безгрешного греха, завет возлюбления ближнего, как чужого! Поваренная книга Людоеда и его жены, где главное лакомство – Красные Шапочки под майонезом и дамские Мальчики-Спальчики в кляре!

В ее речи постоянно слышалось: «О! Мне так легко здесь работать – намоленное место! Обязательно пойду завтра и помолюсь за него!»

«Помолись за мою потенцию лучше!» – подмывало меня брякнуть, но я молчал.

Братки строят церкви в наивной вере, что будут прощены за отнюдь не праведные жизни, их хозяева дают на церковь, потому что ни во что не верят, а без «крыши» работать неуютно. Тем более, что и власть «подписалась на Бога»!

Сейчас я сижу в этом храме, построенном на деньги равнодушных, освященном эстрадниками-святошами, рядом с алтарем, посвященном комику. В центре зала в пол впечатан искусственный водоем. В него спускается с потолка слоновая нога-колонна, по ней вниз, в капище струится вода.

Хочешь-не хочешь, как во всяком храме, здесь тоже надо «верить», или хотя бы соблюдать приличия – не произносить имени покойного идола.

Особенность здешнего храма – все его святые апостолы живы! И его Августин, его Фома, его Феофан, его Серафим и его Фекла… Их всех вы могли видеть вчера в санпропускнике у Андрея Максимова. Это – удобно.

Колонна крадет пространство, вода наводит на мысли о туалете. За столиками сидят «прихожане»-завсегдатаи – сотрудники Фонда, их гости да сливки персонала других офисов, квартирующих здесь. Кроме Фонда тут арендуют помещения еще два десятка контор, в числе которых гламурное детище моей новой подруги. Место престижное, и народ здесь «не с улицы», хотя вахты и охраны нет. Присматривают секьюрити неизвестного происхождения. Сквозь стекло внештатно таращится швейцар дорогущего кабака, расположенного в цоколе. Там совсем другой народ.

Мне кажется, я сижу в центре многослойной сферы. Роятся миры, спрятанные один в другой, как китайские яйца: в пряничный мир Москвы упрятан мир теремов и офисных аквариумов, между ними – улицы в пятнах лиц, площади и патио с улетевшими в небо крышами… В центровом стеклянном яйце Большого Кащея – обжорки и кабаки. В игольном ушке размером со слоновое ухо – вход в пещеры элитных клубов.

И нигде не пахнет никакой верой! Сто пудов притворства! Нет, не так – везде наебон по принципу: ты – меня, я – тебя!

И слава Богу! Но зачем так-то притворяться? Бог может всерьез обидеться.

На улице просматриваются еще несколько миров: сигарный мир, запечатанный в иномарки, что текут по бульвару со скоростью пешеходов; ползучий мир пахучих террариумов общественного транспорта, включая вон тот трамвай-трактир «Аннушка».

Мы наш, мы новый мир построили вопреки и на горе босякам и нищим, сегодня вечером он выглядит, как расползшийся от дождя муравейник, промокший мир шаркающих по апрельской слякоти муравьев-пешеходов… В спальных районах, в вагонах метро под землей – мерлоки-муравьи. В голубой далекой спаленке опочил ребенок, у которого есть шанс встретить 2105-й год. Под совсем дешевым гобеленом с нарисованными лебедями на пруду и бомжами на лавках, мимо них сейчас собачники тянут недоссавших блутхаундов с бассетами на живодерню, в квартиры, похожие на отдельные номера в Сандунах.