Как факир, я флейтой пытался вызвать либо воз-ста-вание «кобры» из корзинки, либо превращение лика Медузы в загадочную, спящую наяву маску деревянной женщины Альфреда Мухи. «Улыбнись! Улыбнись мне! Пожми мне руку!»
Все у женщины было в порядке. Ровесница (я разлюбил в те поры нимфеток), в теле – попа плескалась, не стесненная эластиком! Грудь вполне еще не уплощалась – объемы тяготели к дыням в авоське курортника. Хороший живот, сильные ноги, как не вспомнить, что «климакс» по латыни – кульминация!? И – хрен молчит! И любовь не торопится. «Да что тебе надобно, старче!?»
Если нас не тянет сразу в койку, то… пусть любовь постучится в сердце бедной девушки. Я согласен! Я буду носить по старинке сумку с овощами и мороженой треской. Я буду помогать переставлять мебель. Случись аборт (вдруг еще возможно счастье?) встречу из абортария с пучком мимозы или хризантем за чирик! Я соскучился по нежности с моей стороны к кому-нибудь, к той, что позовет: «Цып-цып-цып!»
Но меня встречали суровые брови вершительницы судеб, губы, понимающие проблемы литературы, нос, сведущий в музыке, и уши, отвернутые брезгливо от низменного копошения прозы жизни.
Рядом с собой я слышал твердый солдатский шаг, ухо внимало мужскому остроумию воительницы. Ко мне примеривалась закаленная хватка бизнес-вумен среднего звена.
«Улыбнися, Маша, ласково взгляни!» Так нет. Просто рядом верный товарищ. Друг, который не предаст. Единомышленник. Ценитель без серафических восторгов. Мы скупо делились восторгами по поводу лидеров литературного и кино-марафона. Смотрели по ящику комментарий к выходкам наших бандитов наверху.
«Он у меня всегда работает, можно не разговаривать, если нет желания!» – это про «Сони» с плоским экраном аспидного цвета.
Я раздеваю ее глазами. Легко. Мы вместе купаемся: неплохо, ямки и ямочки еще не вопиют о целлюлите, скорее – о теле тургеневской Фенички.
«Приди ко мне, о Гименей!» Почему я не слышу: «Слушай, а не полежать ли нам, Хвостик?» Где долгожданное: «Тертую редьку будешь?»
Что ж, буду ждать у моря женской души ее бренной оболочки: когда откликнется либо первое, либо второе.
И вот я сижу в кафе офисного центра у Нечистых прудов. Снаружи тонированные стекла и отраженное в них небо с грязными тучами и грязными птицами. Внутри – купеческий «модерн» конца 90-тых, сквозь который проступает прогорклый «совковый» интерьер неистребимой казенщины. Словно годовые кольца, оболочки вещей наслаиваются одна на другую. Покарябай русского – обнаружится шкура монгола. Сдери со здешних вещей пленку плесени нынешнего гнилого века, обнаружишь синтетику эпохи стеклянных ящиков 80-х. Под ней спрятана бетонная пыль хрущевских барханов, а под барханами спит засыпанный пеплом ампир времен сталинской чумы. Римские развалины барских усадеб отряхаются от коросты штукатурки, чтобы одеться в финские блоки 2000-х и принять под свой кров Лопахина и Соню, которая и «Небо в алмазах» и «Золотая ручка». Стиль рюс Третьяковки, отштампованный в Турку, годный и на капище, и на Храм.
Таких Центров построили в столице чьей-то родины ровно двенадцать. По числу стульев в известном романе, как сказала мне знакомая архитекторша. И каждый такой Центр был «посвящен» актеру или режиссеру двух-трех фильмов, снятых по этому роману. Это были известные комики, в том числе из бывших республик бывшего Союза будущих независимых держав, едва держащихся на ногах с помощью костыля дяди Сэма или камчи потомков Чингиз-Ира.
Этот центр был посвящен артисту, который не снялся, а пробовался на роль в одну из экранизаций двенадцати кресел, подаренных автором Гаврика «брату Пете».
Коробки этих центров новой цивилизации и культуры были похожи друг на друга, как близнецы. Порой я по рассеянности, идя в один, попадал в другой. Шел к Шуре Балаганову а попадал к Кисе Воробьянинову Шел к Бендеру номер один, а попадал к Бендеру номер четыре. Сегодня, например, попал вообще к артисту, которого не взяли после проб… Потому я не каждый раз встречал там свою суженую, иногда просто сидел. Потом звонил и предупреждал о задержке. Раза два-три я встречал других знакомых дам в летах, которые готовы были примерить тогу повелительницы одинокой заблудшей души с предполагаемыми «киндер-сюрпризами» в брюках, но я всегда храню верность, когда в ней не нуждаются, или верным быть по сути нечему… Потому брел к тому центру, где была назначена встреча.
Центр организовал и построил один известный меценат в честь, как я уже упомянул, известного актера, иногда выступавшего в роли комика, эксцентричного паяца. Маленькое пояснение: комик был един в трех лицах. Как всякий живой бог.
Читать дальше