У него очень выразительные глаза. Длинные ресницы, полуприкрытые веками огромные карие зрачки и насмешливый, жующий рот. Его семитские черты напомнили мне хитреца Ясира Арафата. Его странноватая грация, сложная технология посадки и подъема, удивительная способность много дней обходиться без воды – все это уже через несколько часов похода вызвало во мне большую симпатию.
Однажды, буквально на второй день путешествия, тяжело навьюченный верблюд оступился на горной тропе и скатился вниз по склону. Как в замедленном кино, он переворачивался через свою горбатую спину, длинные конечности неуклюже торчали вверх, и он, обернувшись вокруг своей оси два раза, еле встал на ноги. Несчастный сильно ободрался, и в глубоких ссадинах выступила кровь. Верблюд, громко всхлипывая, плакал, из красивых глаз текли слезы. Он стоял такой несчастный, тяжелая поклажа больно давила его натруженную спину, и в этот момент я неожиданно подумал о свободе. О свободе в ее не испорченном людскими софизмами и демагогией смысле. Сейчас я попытаюсь воспроизвести эту мысль.
Когда я еще ездил по Синаю, то неоднократно встречал небольшие стада диких верблюдов. Крупные голенастые животные спокойно шли, как бы не замечая нас. Скудная пища, дефицит воды, тяжелые маршруты по пересеченной местности, жара, болезни, хищники (в пустыне водятся лисы, которые здесь охотятся стаями, и леопарды) – вот плата дикого верблюда за свою свободу.
С другой стороны, домашний верблюд знает, что с ним ничего серьезного случиться не может. В нужный момент он получит пищу и воду, в случае опасности его хозяин возьмет в руки карабин и отгонит врагов, а если он заболеет, то его будет лечить опытный ветеринар. Но чем же он платит за свою безопасность и комфорт? А платит он странной вещью, которая даже не сразу заметна: полной бессмысленностью своей жизни.
Для начала его еще в раннем возрасте кастрируют. Потом на нем люди постоянно ездят и возят свои глупые и ненужные вещи. И самое главное – его заставляют забираться высоко в горы, по отвесным скалам, с постоянным риском свалиться в пропасть. Что интересно, все это абсолютно лишено какого-либо смысла. Это раньше люди ходили караванами и верблюд был полезным и важным животным. Верблюд единственный в состоянии пересекать большие пустыни, он являлся тем самым дальнобойным грузовиком, который и обеспечил возможность межцивилизационного общения, поскольку эти самые цивилизации были разделены как раз пустынями.
Но сейчас на верблюдах путешествуют только такие пресыщенные бездельники, как я. Содержания в этих прогулках, кроме удовлетворения праздного любопытства и идиотской прихоти, нет никакого. Особенно для верблюда. И вот он, как солдат, рискующий своей жизнью ради бессмысленной амбиции военачальника, должен тратить драгоценные годы своей жизни, стирать ноги и спину, рисковать собой, вместо того чтобы с любимой верблюдихой родить и воспитывать маленького верблюжонка среди прекрасной пустыни…
Наши мудрые руководители постоянно говорят нам, что существует два вида прав человека – экономические и гуманитарные. Так называемые две корзины. К первым относятся право на труд, жилье, право на охрану здоровья и прочие социальные блага. А ко вторым – свобода слова, демонстраций, передвижений, право на судебную защиту и другие глупости, свойственные свободному человеку.
Мы, как домашние верблюды, давно уже решили, что нам важнее экономические права. Что вольно бегать по огромной пустыне, самому лишь неся за себя ответственность, – это дикость и глупая прихоть. Мы за набитый желудок готовы платить покорностью вождям и кастрацией своего мозга. Ну так и что же мы рыдаем? Вот стоим мы ободранные, с сочащимися кровью ранами, на спине у нас мешки с бритвенными принадлежностями и рейтузами этих странных обезьян, но зато нас вечером ждут пища и вода, а самки нам без надобности…
Знамение
Неделю бродить в библейской пустыне и не получить никакого знамения – это верх несправедливости. Я каждый раз искал каких-либо необычностей и пытался их толковать, но все казалось мне тривиальным, а мои трактовки – притянутыми за уши. И вот во время последней ночевки случилось следующее.
Во-первых, пошел дождь, что в пустыне бывает крайне редко. Настолько редко, что даже не каждый год. Теплый дождик моросил мелкими каплями, которые тут же высыхали на горячих камнях. Мне казалось, что я слышу, как колючие кустики и деревца буквально всасывают долгожданную влагу. Мокрые смешные верблюды жмурились от удовольствия, подставляя свои морды под падающие дождинки. Серое, пасмурное небо преобразило пустыню. Она как бы уменьшилась в размерах, стала темнее, выявилась фактура камней. Воздух стал гулким, и все приобрело вид театральной декорации. Впечатление усиливалось полным безветрием. И, как результат дождя, почти тут же расцвели тысячи маленьких ярких цветов.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу