Альфред Кох - Отходняк после ящика водки

Этих солдаток, да и солдатиков, там не меньше, чем людей в форме на наших улицах. Они, к примеру, часто маячат на обочинах дорог, голосуя – после выходных возвращаются в часть. Машины к ним кидаются, подрезая друг друга, как такси, только это усердие бескорыстно: там все служат сколько-то недель в году. Почему они там не косят от армии, как люди? Это даже как-то неловко…

Бывшие молодые солдатики и солдатки эти потом часто встречаются в заведениях общепита – им за такую не очень почетную работу добавляют льгот, если хочется в университет. Вы узнаете их по прямому гордому взгляду, по достоинству и неспешности, с которой они вас обслуживают даже и в пятизвездном отеле. У них высоко поднятая голова, они медленно ее поворачивают, если надо. И то сказать: люди воевали, они фронтовики: что, на пузе крутиться? Они почти как советские официанты – при том что наших фронтовиков, кажется, никогда не тянуло в это ремесло… У нас в дорогих ресторанах это уже, к сожалению, выкорчевано, наши халдеи заглядывают клиенту в глаза по полной программе, – да так оно, может, и лучше? Но, как бы то ни было, израильтяне – тоже гордый народ, как и русские…

Юг, легкость, горы, камни, песок пустынь, пыльные арабские поселочки и дорогие сверкающие кварталы Тель-Авива – что твой Франкфурт. Простенькие харчевни с ближневосточной едой, которую одинаково уважают по обе стороны баррикад, и солидные японские рестораны на Дизенхофе. Крайне экзотическое переживание. Я как-то заблудился на окраине Иерусалима, попал уж совсем в какие-то трущобы. И шел так по улице, вертя головой во все стороны, пытаясь угадать, как выбраться. И тут из-за угла показалась стайка диковатых подростков в куфиях. У них бы спросить дорогу – не начни они кидаться в мою сторону сперва камешками, а после так и небольшими булыжниками. Я начал отступление, уворачиваясь от камней, и через несколько поворотов вдруг выскочил на освещенную людную улицу, и хулиганы сбежали. «Слава тебе Господи, к своим вышел!» – воскликнул, когда отер пот со лба, и осмотрелся повнимательней. Прямо передо мной был полицейский участок с реющим над ним белоголубым флагом Израиля. О как. Никогда прежде я, простой донецкий шахтер, не видел в евреях своих. Но вот случилось же… В Иерусалиме, понятно, никак нельзя пройти мимо храма Гроба Господня. Путь к нему, то бишь к Голгофе, прекрасно теперь представляют себе в подробностях даже не очень вдумчивые и эрудированные граждане – после нашумевшего фильма Мэла Гибсона. Ну, на всех по-разному действует посещение невероятно серьезных и значимых мест – но если говорить про меня, то меня, что называется, пробило, мое настроение изменилось неузнаваемо, у меня появилось ощущение, что я стал как бы мудрым и прекрасным, и стал понимать куда больше, чем раньше, и люди показались не такими занудными и безнадежными, как обычно. Это удивительное состояние я уж не помню сколько минут тянулось или часов – но оно уж с тех пор не забывается. И даже иногда повторяется, но редко, это неважно; главное, я теперь знаю, что такое бывает. Необходимо отметить, что это все происходило с некрещеным сыном партийного инженера и бонвивана.

После я заблудился – катаясь по стране на арендованной малолитражке – в Назарете. Том самом, откуда Иисус Назареянин! Ночь, пустынные улицы, и вот наконец показался одинокий прохожий. Я пристаю к нему с расспросами на ломаном английском. Человек разводит руками. Далее я перехожу на немецкий, берлинский диалект которого, как известно, стал базой для идиша. Человек ругнулся матерком в сердцах, с досады, что не может помочь, – и я воспрянул:

– Так вы по-русски говорите?

– Только на нем и говорю, – ответил он мне со странной, не очень мотивированной гордостью; ну да уж какая есть.

А я-то чему удивлялся? Тому, что позабыл про Высоцкого, который исполнял, что там четверть бывший наш народ? Кстати сказать, Высоцкий – фамилия вполне еврейская, чай Wissotzki в Израиле самый ходовой, кажется. Да и сам Владимир Семеныч, чтоб вы знали, всерьез планировал эмиграцию из СССР по израильской, а какой же, визе. Про это мне рассказал его друг, знаменитый киносценарист Эдуард Володарский – не тот, что гнусавым голосом переводил пиратскую продукцию, а который написал сценарии к фильмам Германа, сериалу «Штрафбат» и прочее. Значит, оба они как полукровки хотели уехать, а потом Высоцкий передумал, после поездки в Париж к Марине Влади. Он понял, что общество потребления ему как-то не очень… Уедь он – и мог бы выжить, и мы б с ним сидели в рыбном ресторанчике на берегу Генисаретского озера, и ели бы рыбу святого Петра, запивая ее пивом «Макакаби» и водкой «Кеглевич». А так – я в одиночестве выковыривал обильные кости из этой знаменитой рыбы, которую пропиарил будущий апостол в своей мирской юности, когда он простодушно рыбачил в этих краях…