Альфред Кох - Отходняк после ящика водки

Потом был лагерь. Как объяснить масштабы? Ну вот, например, так. За все дореволюционное время, то есть за 400 лет, на Соловках было примерно 300 узников. В одну февральскую ночь 1923 года чекисты расстреляли здесь 300 человек. Адепты чекизма говорят: «Да бросьте вы про соловецкие ужасы рассказывать. У зэков тут даже драмтеатр был! Они тут научные статьи писали!» Да, было. Правда. Только при чем здесь вы, господа чекисты? Это же не вы создали здесь условия для самовыражения. Это люди, находясь в чудовищных условиях, не потеряли человеческий облик. Это их подвиг, что среди таких животных, как вы, они остались людьми. А ваши подвиги известны: привязывание на ночь к дереву, чтобы к утру съели комары, холодная смерть в карцере на Секирной горе, решение парторганизации лагерной администрации, что для экономии патронов зэков нужно рубить топором или ломом.

Горький, сука, восхищался Соловками. Как, мол, все правильно. Идет перевоспитание. Жалкий, ничтожный сластолюбец. Sic transit gloria mundi. Такой вот у краснопузых был буревестник.

Единственное здание на острове, к которому строители не притрагиваются, – это бывшее здание лагерной администрации. У него уже нет крыши, и вместо нее растут кусты. Монастырь, которому уже пятьсот лет, выглядит новее говенной сталинской постройки. Стоит оно на отшибе, вдалеке от монастырских стен, чтобы не испоганить прекрасный вид на храм и кремль. Так им и надо.

А в начале тридцатых казалось, что все будет наоборот. Залитое электрическим светом здание администрации, где смех, аккордеон, выпивка, девушки в крепдешиновых платьях под патефон отдаются удалым энкавэдэшникам в синих галифе. А напротив – холодные массивные монастырские здания-бараки со следами чудовищного пожара, где ютятся ученые и инженеры вперемежку с крестьянами и дипломатами.

Прошел монастырь и это испытание. Что-то его еще ждет? Ведь пока стоит соловецкая твердыня – русская история продолжается. Русская история продолжается не потому, что есть Московский Кремль, а потому, что есть Соловецкий. Такой вот у меня символ веры.

Но солнце покатилось к закату, мы подошли к берегу, помочили ноги в соленой воде Студеного моря, а потом сели в вертолет и полетели обратно в Кижи.

Грустный вечер лег на Кижи. Полыхал на закате Преображенский собор. Красно-коричневые облака освещали окрестности желтым цветом. Черная вода журчала в онежских камышах. Наш кораблик отправился в обратный путь, в устье Свири.

Утром мы проснулись уже в районе Лодейного Поля. Это примерно в середине Свири, между Онегой и Ладогой. На пристани нас ждал микроавтобус, на котором мы поехали в Александров-Свирский монастырь.

Монастырь находится примерно в десяти километрах от Свири, на берегу небольшого, но очень живописного озера. Я не буду здесь рассказывать историю этого монастыря. Она, безусловно, оригинальна, но в то же время и традиционна для большинства русских монастырей. Основал его валаамский монах Александр. Праведной жизнью своей завоевал он уважение местных жителей, и те признали в нем святого. Вокруг него начала формироваться братия. Так и появился Александров-Свирский монастырь. Как в казенных реестрах дореволюционного времени написано – второго разряда.

Жили себе монахи, Богу молились. Но вот в этот медвежий угол, как его когда-то называли – Олонецкую губернию, пришла пресловутая революция. Кучка каких-то обормотов и бездельников нагрянула в монастырь. Все разграбили, а сорок монахов и настоятеля – расстреляли. Ну что тут скажешь? Да ничего… Так уж случилось. Обычное дело.

Я тут лазил по Интернету и нашел сайт Александров-Свирского монастыря. Там, среди разных документов, есть состав местного ревтрибунала, который приговорил монахов к смерти.

Вот анкетные данные этих «рыцарей революции»:

– Кропин Павел, 50 лет, с Путиловского завода, привлекался к суду за принадлежность к партии в 1896-м (это вранье – никакой партии в то время еще не было), 1901, 1905, 1906 годах – разные тюрьмы с высылкой на пять лет. Судя по всему, из пятидесяти лет двадцать один год провел в тюрьмах и ссылках. Урка со стажем. Наверняка эксы, убийства. В 1918 году – зав. культурно-просветительным отделом местного исполкома.

– Рудольф Витте (какая знаменитая фамилия!), 33 года, холост, сельская школа, слесарь-водопроводчик, в партии с сентября 1918 года.

– Андрей Буторин, 27 лет, женат, сельская школа, булочник-кондитер, в партии с марта 1918 года.

– Ефим Залыгин, 28 лет, в партии с декабря 1917 года, должность – обвинитель (а до этого, судя по всему, бездельник и пьяница, поскольку даже профессии не указано).