Альфред Кох - Отходняк после ящика водки

Поручик любил Александра. Царь был на десять лет его старше. Толстой знал, что царь был храбр и добр, участвовал в вылазках на Кавказе, помогал раненым в Севастополе, был красив и умен, хорошо образован и воспитан. Что еще нужно, чтобы быть любимым своими подданными?

Император пошел дальше, а следующая за ним свита со вниманием смотрела на молодого офицера. Ну и что, что одноногий инвалид? Зато граф и у царя на виду. К тому же, говорят, хороший писатель, это нынче модно. Опять же холост. Чем не партия для подросшей дочери-невесты? Придворные начали лихорадочно вспоминать, какое у него имение, сколько денег, достаточно ли богат… Что, слыхали, что в карты по-крупному играет? Пьет много? По борделям шляется? Ну, это ничего… Перебесится… Кто в молодости не загуливал?

Толстой был в шаге от того, чтобы стать иконой двора. Чтобы лучшие невесты Петербурга искали его благосклонности, чтобы сановитые генералы и тайные советники считали за честь знакомство с ним, чтобы стать частью золотой молодежи, войти в самые верхи, сливки аристократии…

Но в свите царя тут же начались и другие разговоры (видимо, от зависти к царскому вниманию и приязни): «Да какой он герой, даже в атаку ни разу не ходил. Пьяный попал под пушку, нога заболела, вот ее и отрезали. Чувствуете? От него и сейчас водкой несет! Дурак из деревни. Университета так и не кончил, убежал на войну. Романтик-идиот. Ну что? Повоевал? Стучи теперь своей деревяшкой до самой смерти. Нечего ему в Петербурге делать. Ехал бы себе обратно под Тулу, не позорился. Еще наглости набрался книжки писать…»

После таких уничижительных оценок двор сразу потерял интерес к нему. Он еще побыл некоторое время на приеме и пошел домой. На Фонтанке он снял квартиру, и ходьбы от Зимнего дворца до нее было полчаса даже на деревянной ноге. На следующее утро он справился, есть ли ему почта. Почта была небольшая: несколько приглашений на обед от небогатых поклонников его литературных талантов, письма из редакции «Современника», записки от братьев и однополчан. Звезды модных салонов и завидного жениха из него не получилось. Он понял, что блестящая карьера в столице ему не грозит и делать в Петербурге решительно нечего. Он еще пожил недельку (за квартиру было заплачено вперед) и уехал домой, в Ясную Поляну.

Зимой нога ныла, это было хуже зубной боли. Ко всему, она начала ему сниться. Ночью ему казалось, что она чешется, что он шевелит отсутствующими пальцами. Это сильно занимало его мысли. Он стал раздражительным, желчным, угрюмым. Это уже был не тот Левушка, который несколько лет назад уезжал на войну. Это был сильно пьющий тридцатилетний калека, злой на весь мир и на свою судьбу.

Писать он не мог, его отвлекала боль, к тому же он слишком ненавидел мир, чтобы быть объективным. Несколько его рассказов были отвергнуты даже самыми ярыми его поклонниками за мрачность и корявость. Потом боль прошла, но желание писать так и не вернулось. К тому же, пока он боролся с болью, он стал алкоголиком, и день его начинался с рюмки, продолжался с рюмкой и заканчивался рюмкой. Благо помещик-пьяница – это настолько знакомый для всех домочадцев и соседей образ, что никто даже не обратил на это внимания. Подумаешь, беда: отставной одноногий поручик спился. Не под забором же валяется и по миру не ходит. Сидит себе в своем поместье и пьет горькую. Не разорился, не в долгах. А что ему еще делать? На охоту разве иногда выйдет, вот и все забавы.

В деревне мальчишки передразнивали его походку, мужики за глаза называли одноногим чертом и дежурно ненавидели, как, впрочем, всякого барина. Чтобы его деревянная нога не так бросалась в глаза, он старался больше ездить верхом, но в подпитии часто падал с лошади. К сорока годам он обрюзг, растолстел и почти безвылазно сидел в усадьбе. Гостей он не любил, пил один. Однажды ночью он захотел выпить и не мог дозваться никого из прислуги. Тогда он сам полез в погреб, сломал себе шею и умер. Только к утру нашли его лежащим с выпученными глазами и свернутой головой. Похоронили его в Ясной Поляне, на том месте, где когда-то старший брат рассказал ему сказку про волшебную зеленую палочку.

Похороны были в конце ноября, и закопали его в мерзлую землю. До самой весны лежал во мраке не тронутый тлением, заиндевевший как камень труп, в глубокой сухой могиле, в крашеном сосновом гробу, с пристегнутой постылой деревяшкой, и у него продолжали расти волосы и ногти. К апрелю борода покрыла грудь, а руки и ноги стали похожи на растопыренные птичьи лапы. Но этого уже никто не мог видеть…