Вадим Голубев - Записки генерала Жихарева. Роман ужасов

— Вот какая у человека неприятность — жена врагом народа оказалась, — сказал вождь Пашке. — Всегда я говорил, что незачем на еврейках жениться. Уж больно ненадежная эта народность! Кто они? Люди без родины! А для таких людей нет ничего святого. Правда, мы скоро организуем для них автономную область. Там они обретут родину. Да, Жихарев, ты чай проверь, когда его Поскребышев принесет!

Поскребышев принес чай. Пашка быстро сделал анализ и доложил, что можно пить.

— Говорят, красивая жена у Поскребышева, — продолжал разглагольствовать Хозяин. — А ты почему не женишься? Пора бы!

— Не нашел еще избранницу, товарищ Сталин! — ответил Пашка, а сам подумал: «Чтобы ее как жену Поскребышева забрали, а потом использовали ее показания против меня?»

— Ничего, Жихарев! Женим Поскребышева и тебе жену подберем.

Вошел Поскребышев забрать пустые стаканы. Он молча положил перед Сталиным лист бумаги.

— Что это? — спросил генсек.

— Отказ от жены и требование скорейшего развода с ней.

— Молодец! Только зачем мне это показываешь? Ты лучше Ежову покажи! Органы ведь и меня проверить могут! И мне могут отказать! Об этом я всем твержу! А то приходил на днях Калиныч — у него тоже жену забрали… А что я могу?

— Так вот какая идея насчет евреев, — обратился к Пашке вождь, когда за Поскребышевым закрылась деверь. — Есть у нас под Хабаровском городишко Облучье. Там будем создавать область. Даже названия новых городов придумали: Биробиджан, Биракан. Бывал в тех краях?

— Бывал, товарищ Сталин! Места гнилые — болотистая котловина, а кругом горы. Ветров практически нет. В таких местах эпидемии быстро распространяются. Сам климат ведет к повальным заболеваниям ревматизмом, туберкулезом, другими болезнями легких.

— Вот пусть и позаботятся о себе! Все врачи-евреи там будут. Вообще всех евреев туда отправим. Будут жить компактно, в своей автономной области. А то после революции расползлись по всей стране. Народ баламутят: всем недовольны, все критикуют!

— Товарищ Сталин! Евреи — народ высокой культуры. Не подорвем ли мы их переселением науку и культуру в центре?

— Пусть они несут культуру бурятам и эвенкам! Их надо цивилизовать! А русский народ и так достаточно культурен.

Не минули репрессии и пашкину семью, точнее — то, что от нее осталось.

— Жаль, дядя твой Федор Лукич в тридцать втором году по пьяному делу попал под трамвай. А то и его бы взяли! — с удовольствием сказал Ежов Пашке, объявляя ему об аресте матери.

Из ее редких писем Жихарев знал, что дядя в период нэпа все-таки открыл лавочку. Какое-то время он процветал. Женился на молодой нэпманше (старая жена-сестра пашкиной матери умерла от голода во время гражданской войны). Дядя успешно боролся с налогами, которые ежегодно становились все больше. Наконец, в 1931 году всех предпринимателей-нэпманов арестовали по указанию Кирова. Год без суда и следствия отсидел дядя на Соловках. Вернувшись, он нашел свое дело разоренным, а в постели жены — молодого инженера, выпускника Политехнического института. Дал инженер дяде пинка, спустив Лукича с лестницы. Пошел дядя к пашикной матери, но она его даже на порог не пустила. Нигде Федора Лукича не брали на работу. Приткнулся он в артель, собиравшую кости и сдававшую их на Ленинградский фарфоровый завод. На дядино счастье из Ленинграда высылали дворян и ему дали коморку в коммунальной квартире. Запил дядя, когда появились деньги, и погиб под колесами трамвая. Теперь забрали мать.

Пашка съездил на день в Ленинград, встретился со своим первым учителем Разуваевым. Тот стал начальником спецчасти городского уголовного розыска.

— Хорошо твоя мать сидит! — ответил Разуваев на пашкин вопрос о судьбе матери. — Окна камеры выходят на южную сторону. Кормят ее хорошо. Она и раньше была секретным сотрудником. Теперь в Крестах этой работой промышляет. Ох и лярва же твоя мать, Паша! Сколько народа через нее сидит! Скольких она под расстрел подвела! Я-то знаю: уже несколько лет как член бюро райкома этими делами занимаюсь.

— А как товарищ Эткин? — попытался перевести Пашка неприятный разговор.

— На Соловках твой Эткин! Сделали его, было, начальником уголовного розыска. Потом, после смерти Кирова в НКВД перевели. А теперь сидит. Оттуда многие сидят. Нас — розыск — мало трогают. Мы нужны для борьбы с уголовниками. А тех — постоянно! Когда нам нужно от кого-нибудь избавиться — мы его в госбезопасность переводим.

Имея личное разрешение Ежова, Пашка встретился с матерью. Принес ей зефир в шоколаде и и мармелад. Мать вышла в шерстяном английском костюме, добротных туфлях на низком каблуке.