— И стал ведь богатым, — сказала Татьяна.
— Стал…
— А зверинец не завел?
— Все собирался, но как-то… Зверинец нужен, когда он нужен…
— Это в детдоме тебя научили кровать заправлять и порядок наводить?
— В детдоме. Но я и сам это любил. Чтобы все было правильно, красиво, ровно. Везде, во всем.
— А как с пожаром вышло, куда деньги делись?
— Деньги я проиграл. Не все, конечно. Но очень много, почти половину. Выпил с горя. То есть напился. И помню: сижу, пью, курю, смотрю в окно. Дождик шел, кажется, ветер — знаешь, такая погода, когда в тепле дома хорошо, но почему-то тянет на улицу. Бывало у тебя так?
Татьяна подумала, вспомнила. Кивнула:
— Бывало. Кажется, что кто-то тебя там ждет.
— Точно. Но я никуда не пошел, конечно, лег. Заснуть не мог, смотрел телевизор. И все курил.
— Опасное дело. От этого и зажглось?
— Скорее всего. А потом — провал. Смутно помню — дым, я куда-то лезу, задыхаюсь, падаю… Потом ночь, какая-то улица. Очень холодно.
— Бродил, наверно, как бомж?
— Надо полагать. Куртка на мне была моя, а остальное взял откуда-то. Те же джинсы.
— Вот откуда билет на фамилию Мушкова!
— Ну да. Выбросил человек вместе с билетом, а я подобрал, как бомжи подбирают.
— А как на конюшне был — помнишь?
— Нет. И как к тебе попал, не помню.
— А почему за мной увязался?
— Ты на мою маму похожа. Хотя я ее и не знал. Увидел недавно фотографию: просто одно лицо.
— Но до этого же не помнил!
— Умом — не помнил. А в подсознании, наверно, осталось — не слепым же я был, когда она меня сдала, в книге было записано: возраст два месяца. Понимаешь?
— Понимаю… А откуда немецкий и английский языки? А футбол? А дизайн этот самый ландшафтный — это откуда? Не можешь же ты уметь, чего не умел и знать, чего не знал?
— Могу, оказывается, — усмехнулся Гоша.
— Откуда?
— Не знаю. Из прежней жизни. Не из той, которой жил, а вообще какой-то другой.
— Я в это, если честно, не верю. Ну, в эти вот штуки модные — будто у каждого по семь жизней и тому подобное.
— А в будущую жизнь веришь?
— На небе, что ли?
— На земле. Здесь.
— А чего ж не верить? Если внезапно не умру, значит, буду жить.
— Я тоже, — кивнул Гоша, вкладывая в эти простые слова какое-то особое значение.
— Да, история! — покачала головой Татьяна. — Прямо чудеса какие-то. А как к тебе память вернулась?
— От чего ушла, от того и вернулась. От огня. Сначала — помнишь, в сарае? Тогда еще не вернулась, но и не потерял. Удержал я. Второй раз — в казино еще лучше получилось — не только удержался, а даже все вспомнил. Хотя в обморок все-таки упал. Зато теперь огня совсем не боюсь. Хочешь, зажгу?
Он чиркнул спичкой и поднес ее к газовой горелке, собираясь повернуть ручку плиты.
Но Татьяна дунула на спичку, загасив ее, и сказала:
— Охота тебе эксперименты проводить… я тебе и так верю. На слово.
33
Остальные деньги, не проигранные Виктором-Гошей, но исчезнувшие, тоже нашлись — через год. Охранники знали о проигрыше (следили за хозяином), ждали: что тот будет предпринимать. Он, вернувшись в представительство, тихо сидел у себя, охранники решили, что заснул, и тоже отправились спать. Ночью сработала пожарная сигнализация, они бросились к комнате Виктора. Долго не могли выломать крепкую дверь, а когда ворвались, все уже полыхало. Они самоотверженно облились водой и вползли в комнату, Виктора не обнаружили, зато нашли портфель-кейс с оставшейся немалой суммой. Кейс взяли, припрятали в гараже, в багажнике одной из машин. Потом выжидали. Когда окончательно выяснилось, что Виктор бесследно пропал, поделили деньги, договорившись не трогать как можно дольше. Знали — обнаруживать себя опасно.
Целый год они терпели. Подвела любовь: один из них втюрился в неприступную девушку, которая была согласна на взаимность лишь при условии покупки ей однокомнатной квартиры и автомобиля. Пришлось купить — вот и всплыли денежки, взяли голубчика.
О чем, собственно, и речь: любовь — дело непредсказуемое.
То есть речь на самом деле о другом.
Ладно.
Разберетесь.