Зуфар Гареев - Спящие красавицы

– Этот молодой человек ни в чем не виноват, – отвечает Козин. – Он не виноват в своей дьявольской красоте, которая привлекает женщин и будоражит их!

Они оборачиваются. За ними ковыляет Лиза, делая пальцами ОК.

Артуров задумчиво произносит:

– Красота будоражит…

Он рассеянно и мельком бросает взгляд на Лизу:

– Да, красота – страшная сила. Кто эта женщина?

– Так просто… Прибилась сюда по социальной квоте. Она слушает социальные лекции для населения: «Как обезопасить себя от летаргического засыпания под воздействием Алексея Синицы?»

Мужчины останавливаются у машины.

Козин спрашивает:

– Скажите откровенно, вы хотите его убить? Убийство запрещено законом.

Артуров открывает дверь, берет маленькую пластиковую бутылку с водой, полощет рот и выплевывает.

– Извините, коллега, мне пора. Вы слишком сентиментальны в некоторых вопросах, когда речь идет о спасении человечества.

Вечером в квартире Шапы довольно душно. Во всяком случае со Старшины и Лехи, которые сидят на диване пот катится градом. И совсем не спасает от духоты пластиковый пузатый жбан пива о 5 литрах, который стоит у них в ногах. У молодежи нынче все понятно: где пиво, там и секс.

Перед ними, прихрамывая, возмущенно расхаживает Шапа. Опять ее голова перебинтована, под левым глазам фингал.

– Миха, ну ты сам посмотри на меня – вылитый гадкий утенок! Чисто синюга!

– Шапа, прости, – говорит Старшина.

– Всю избил позавчера, всю! Как еще ноги не вырвал, урод! Посмотри на эту ногу!

– Шапа, ну прости… Все равно скоро свадьба.

– Я в ЗАГС без ноги пойду? Нет, мальчики – к психиатру! Или другую девчонку найдите!

Леха после доброго глотка выдвигает новые аргументы:

– Шапа, ты же знаешь! Ему нельзя другую девчонку, ты проверенная. А другая девчонка может помереть со страху… Или прикончит он ее в угаре – тогда что? На нары?

– Их нельзя, а меня можно? А если меня прикончит?

– Нам еще жениться надо, ты забыла?

Леха канючит:

– Шап, ну ты же проверенная…

Шапа пока не сгибается:

– Но он же контуженный! Коматозный! Он за себя не отвечает.

– Я за него отвечаю, клянусь! – горячится Леха.

В конце концов Шапа и Старшина удаляются в отдельную комнату. Шапа тут же выглядывает из-за двери.

– Лех, скалку!

Леха приносит скалочку-выручалочку, радостно напевая: «Ты беременна, это временно».

– Да не бойся, я если что, прямо за дверями… Сразу услышу, если начнет коматозить.

Шапа со скалкой и Старшиной закрывается на ключ в своей комнате. Леха садится рядом с дверями, блаженно вытягивает ноги и вытаскивает книжицу кроссвордов. Под кроссвордик пиво само течет в горло: бульк-бульк.

Вскоре Леха накрывает лицо журналом и блаженно дремлет.

Разбужен он грохотом и воплями Старшины:

– Ротабля, подъем! Ассильбеков, сучара!

– Ё-моё!

Леха спросонья торкается в дверь, но она закрыта.

Он мечется по квартире, прибегает из кухни с разделочной доской.

Вопит:

– Шапа, дура, открывай! Зачем ты закрылась?

Из дверей вываливается споткнувшийся Старшина с воплями:

– Ротабля!

За ним лысая и голая Шапа со скалкой.

– Все, Леха, приплыли! Достал контуженный твой! Еще один зуб выбил! Засунь такой секс знаешь куда? Подсказать?

– Шапа, Шапа, ну чего ты… – бормочет Леха, вертя в руках кровавый зуб, который ему сунула Шапа.

Сегодня снова радостный день – Романа Григорьевича привезли к жене Валерии! Вера тащит Романа Григрорьевича на плече, за ними Лиза катит кресло, ожидая, когда Козырев соизволит в него бухнуться. В отдалении – чайный стол, за ним – Валерия с Майей.

Вера бухтит с затаенной злобой, которая не предвещает ничего хорошего:

– Значит, Михайлов хорошо стонет, а Михайлова лежит как бревно…

– М-да… Возможно… – невпопад бормочет Козырев. – Пушкин пьян? Ну не скотина, а?

Вера закатывает глаза к небу:

– Хорошо стонет… Лежит как бревно… Ну и дела, мамочка!

– Да если б я знал раньше, Вера, что Михайлов Вам нравится!

Вера, вцепившись в волосы Козырева, гневно теребит:

– Вот Вам за Максима! За то, что он хорошо стонет!

– Вера… Ээ…

– Это не любовь, неужели Вы не понимаете! Это похоть! Михайлов не любит Вас! И Михайлову не любит!

Лиза подставляет коляску и помогает Козыреву погрузиться в нее.

Из кресла он вскрикивает:

– К черту Михайлова! Он мне не жена! И Михайлову к черту! И Турмамедову! И Каплан! И Цыбину вместе с тетей! И… всех… Всех!