Зуфар Гареев - Когда кричат чужие птицы

Саня Шутов был героем некоторой невероятной истории. В отрочестве он переболел полиомиелитом, но благодаря упорным физическим занятиям сумел сохранить моторику. Правда, ногу потягивал, и голова заметно тряслась, и были возможны психические срывы, – но в целом, это была победа над собой.

Газета «Пионерская правда» поместила на своих страницах фотографию и большую публикацию о мужественном мальчике. Он прославился на всю страну. Сотни мальчиков и девочек были восхищены его волей к жизни, к деятельности, направленной на то, чтобы быть полезным людям.

Года три подряд он получал письма, на некоторые даже ответил, но потом как-то все само собой заглохло. К тому времени он кончил восьмилетку, поступил в ПТУ, но бросил, много пил, – в том числе и всякую дрянь в пузырьках, – жалостливо играл на гитаре, ходил и пивнушку. Мужики частенько его угощали: кружку-две, сигарет или какой-нибудь мелочи. Он уже в те годы был подзапущен: опухший, несвежий, ногу волочит, голова трясется, – старая гитара за спиной.

Умерла мать, стал он жить с незамужней сестрой в куцем родительском доме. Ругались, часто он ночевал в бане, – и может быть, бывал он даже ею битым и не всегда сытым, когда сестра обнаруживала к очередной раз какую-нибудь пропажу в доме или в личном ее гардеробе.

Потихоньку он крал у нее, продавал в пивнушке или цыганам или армянам-строителям, – и имел с того жиденькую карманную денежку на личные расходы. Было ему теперь лет тридцать пять.

Он стоял под кедром – резиновые сапоги, в их голенища было заправлено толстое зимнее трико – таращил голубые наивные глаза на молодую женщину. Можно было понять, что его удивило в ней больше всего: синие, резко острые клипсы. Наверно, он размышлял: откуда она возникла, непонятно чья и для чего тоже непонятно; встала, стоит и смотрит на него, на Саню Шутова.

– Я – Нина Фирсова, – проговорила она. – Вы меня помните, Саша?

– Конечно, помню, – обрадовался Саня Шутов.

– А я сразу вас узнала, Саша.

– А чего меня узнавать? Я самая примечательная личность у нас тут…

И Саня тут же распорядился ситуацией по-своему.

В частности, Саня сказал:

– Простите, Нина, у вас не найдется двадцать пять копеек? Ей-богу, не хватило до полного удокольствия одной-единственной кружки пива. Может быть такое?

Нина протянула ему мелочь, а через несколько минут он довольный вышел из пивнушки, постучал кулаком по животу:

– Теперь порядочек. А сигаретку?

Нина угостила его.

– «Ява», – проговорил он уважительно. – Я вижу, Нина, вам нечего делать. Пойдемте со мной…

– Куда? – не поняла Нина.

– А никуда. Просто прогуляемся… вверх, к почте…

Приволакивая ногу, он жаловался на свою жизнь, на козни какого-то начальства, на сестру Алену.

– Дура, и все!

Выяснилось, что второй уже день он ночевал в бане. А сегодня пошел попросить у нее чего-нибудь поесть – не дала, чуть стулом не огрела.

– А посмотреть баню можно? – полюбопытствовала Нина.

– Конечно, – обрадовался Саня. – И даже нужно. Может, ее совесть прорвет перед людьми.

Они прошли по запустелому двору, огородом, по тропинке вышли к бане. На полке было набросано какое-то старое тряпье, разодранные болоньевые куртки. Широкая скамья у оконца была пуста. На узеньком подоконнике стояла свеча в банке и рядом старенький транзистор.

– Не дала, даже маленького кусочка не дала, – как-то незло теперь повторял Саня.

Чувствовалась, что он уже отупел от черствых деяний сестры – снял с плеча гитару и сел. Пахло терпко, пахло вениками, было сухо и вполне уютно.

– А что? – спросила Нина. – Вы баню вовсе не топите?

– А еще воспитательницей в садике работает, – заключил свою горемычную жалобу Саня, помотал головой. Потом ответил:

– Не топим, давно уже… Сестра к соседке ходит, а я у Семен Федорыча моюсь, когда запаршивлю….

Как нелеп был, в сущности, их случайный союз. Он ни на чем не основывался, но ей почему-то не хотелось, чтоб он распался.

– Я останусь здесь ночевать, места хватит, – вдруг заявила она; просто так, даже не очень-то уверенная, что не передумает.

– Оставайся, – согласился Саня без каких-нибудь особенных эмоций. – Ляжешь внизу, я тебе парочку фуфаек отвалю, точно…

Нина вытащила деньги и предложила сходить ему в магазин.

– Еще не закрыто? Купи хлеба, купи солянки, знаешь, такая бывает в стеклянных банках, еще чего-нибудь на свое усмотрение.

Саня, ничего не сказав, выполз из баньки.

Она легла на скамью. Сквозь маленькое квадратное оконце она видела небо. Оно было малиновое, легкое, – умирал, о, умирал красавец вечер… Вспыхивали первые звездочки, они были похожи на крохотные электрические лампочки. Нина улыбнулась долгой-долгой улыбкой.