Зуфар Гареев - Когда кричат чужие птицы

– Можно так, мама?

– Можно, – бесцветно отвечала старуха. – А чего же без вещей?

– Я ненадолго совсем. Да и нет у меня никаких вещей…

Это обстоятельство заставило старуху замкнуться.

– А я бы сейчас помогла чемоданы распаковывать… – проговорила она, будто бы обидевшись. Потопталась и ушла, проговорив:

– Буду чай накрывать.

…Еще одно обстоятельство тревожило старика Фирсова, надо сказать.

Дело в том, что в поселке гостило областное телевидение. Шли репетиции, готовились заснять на пленку передачу, которая называлась то ли «За чашкой чая», то ли «От всей души», то ли «После страды». Старики Фирсовы тоже были приглашены, старик Фирсов учил наизусть глубоко душевную речь, старуха тоже учила. Через день они ходили в Дом культуры на репетиции. Там молодой нагловатый режиссер вышагивал царьком между столами с чашками и самоварами, в которых пока, правда, не было чая, и с напором говорил:

– Главное, товарищи, в камеру не таращиться. Как будто бы вас никто не снимает. Сидим спокойно и достойно, руки на коленях, они отдыхают после тяжелого, самоотверженного труда…

Сельчане, – все в новых топорщистых костюмах, при орденах, медалях и других почестях, – сидели тяжело и чопорно: как один короткостриженые, крепкоголовые.

Это мимолетное обстоятельство весьма почему-то нервировало режиссера. Он закатывал глаза, задирал ввысь короткие и пухлые руки и капризно кричал в адрес бедолаги-оператора:

– Не надо с затылков! Не надо этого странного плана!

И поглядывал на сельскую публику, словно смотрелся в зеркало.

Теперь Фирсову казалось, что приезд дочери будет иметь какое-то неприятное влияние на будущую телепередачу, а может быть, и вовсе сорвет ее.

…Рассказывали старики за чаем про эту передачу степенно. Умолчали только об одном, что всех будут снимать с сыновьями, с дочерями, с зятьями, – в общем, богатые трудовые династии…

Нина, однако, никакого любопытства не проявила, и даже ей скучно было все это слушать, что старика как-то обнадежило…

Но все, похоже, было против Фирсова в эти два дня.

В самый разгар чая появился у калитки режиссер, помахал рукой. Старуха всплеснула руками:

– Махмед Мамлиевич! – и пошла открывать.

Подвижный режиссер, – золотозубый, полноватый, – прямо с порога устремился к Нине.

– Наслышан, Нина Дмитриевна, наслышан. Как же – интересная судьба, прямо хоть фильм снимай. Родители – простые, скромные люди, а дочь в Москве, артистка. Ахмед Агамалиевич, – он протянул он руку для знакомства.

Необычно ловко для своей конституции изогнулся и поцеловал ее руку, чуть закатил глаза и с легкой игривостью в голосе произнес:

– Узнаю, духи «Шанс»…

– Я не душусь вообще, – ответила Нина.

– Я фантазер, – не растерялся режиссер. – Люблю гипотетические миры. Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман… Итак, какова ваша альма-матер, так сказать, – извините, Нина Дмитриевна, что я сразу, к делу, профессия обязывает…

– Я окончила филологический факультет МГУ, – проговорила Нина. – Никакая я не артистка.

Это не опечалило режиссера.

Он, не стесняясь присутствия стариков, стал шептать ей на ухо:

– Приходите, вы будете украшением передачи. Честно говоря, очень приятно видеть среди затылков и пиджаков такое таинственное, одухотворенное, если хотите, лицо…

Вот такое заманчивое предложение получила Нина, но ответила с некоторой неприязнью:

– Это таинственное лицо наполовину заслонено простудным прыщом. Я все-таки женщина и должна, кажется, к подобным вещам относиться ревниво… Но не в этом дело: просто завтра я уезжаю…

– Все понял: отступаю, отступаю, – проговорил он вполне серьезно. – Жалко, конечно. В таком случае до свидания, Нина…

И он исчез так же стремительно, как и появился, даже к чашке чая не притронулся. Но то обстоятельство, что дочь легко, ничем того не заслужив, могла попасть в передачу, поставило старика Фирсова в тупик.

В девятом часу вечера жара начала спадать. Старик пошел во двор, было слышно, как он там возился со шлангами: тянул их к парникам, и дальше – к оранжерее.

…А Нина решила прогуляться.

Она вышла в центр поселка, который так и назывался – центр (и часто сама она говорила в прошлом: пойду в центр, пришла из центра).

Она постояла она у шумного сельского заведения – пивнушки. Пивнушка эта называлась в народе и того проще – мордобойка. Во дворе мордобойкн рослое необычное для этих мест дерево – темный пышный кедр. Под кедром этим сейчас стоял Саня Шутов – личность любопытная, личность в поселке популярная.