Макс Фрай: НебeSное, zлодея

Когда любишь жизнь, каждая секунда ее туго фаршируется смыслом, да таким затейливым, что для описания его потребовалось бы как минимум полчаса. В столь непростых обстоятельствах обет молчания – сущее спасение, и черт с ней, с едой.

Настоящие (т. е. годные, рабочие, способствующие развитию субъекта) художественные амбиции заключаются в стремлении к внятному (осознаваемому) эффективному взаимодействию с реальностью и, в идеале, изменению ее художественной волей.

Чтобы было совсем понятно: взаимодействие – это всегда диалог, то есть обмен. Это когда на всякую реплику (жест) приходит ответ. И следующая реплика (жест) художника формируется уже не от фонаря, а с учетом поступившего ответа.

Чтобы стало настолько понятно, что никто уже не отвертится: художественные амбиции можно (и, в идеале, должно) испытывать в рамках любой профессиональной или любительской деятельности. Художественные амбиции инженера, врача, огородника или, скажем, участника кросспостинга побуждают их стремиться к совершенству (совершенство вообще всегда результат сотрудничества с реальностью, а не с абстрактными идеями об устройстве реальности у себя в голове) и в результате улучшают (гармонизируют) мир (на микроскопических участках, но елки, а как еще).

Чтобы окончательно запутать всех, кому до сих пор казалось, что все понятно: художник – один из немногих доступных в рамках современной культуры способов быть шаманом. Художественные амбиции – это на самом деле возвращение к истокам, к сути профессии: шаманство – это тоже диалог с реальностью, ни в коем случае не монолог.

А теперь внезапно опять понятное и простое. Меня часто спрашивают, как разбираться с актуальным искусством, то есть, как вообще понять, где настоящее, а где фуфло – неужели для этого обязательно надо восемьсот лет в гуманитарном ПТУ учиться или всю дерриду справа налево прочитать?

Правильный ответ: можно просто разрешить себе не разбираться в том, что не настолько интересует, чтобы восемьсот лет читать всякую дерриду. Актуальное искусство вполне проживет без нашего экспертного мнения, а мы (обобщенное «мы», лично меня все-таки вряд ли включающее) точно так же легко обойдемся без него.

Но если все-таки очень хочется разбираться, то вот безошибочный критерий: если художник ведет диалог с реальностью, если в результате этого диалога происходят хотя бы микроскопические изменения в этой самой реальности, все в порядке, даже если эти изменения нам совсем не нравятся, обязанности нравиться лично нам у искусства совершенно точно нет. А монологи, не вызывающие изменений (и даже потенциально не стремящиеся к этому), это, в самом лучшем случае, просто милый (или не очень) декор.

(В том, чтобы просто получать удовольствие от созерцания декора, нет ничего постыдного, если что, но кому важно классифицировать, классифицируйте теперь на здоровье, где у нас чего и как.)

Художник должен быть сытым, одетым и обутым, это даже дикие первобытные люди понимали, уступая лучший кусок мамонта тому, кто перед охотой нарисовал на стене этого мамонта, пронзенного копьями удачливых охотников. А то рассердится и тебя самого на той же стене нарисует, с копьем в каком положено месте, чтобы знал.

Нынче, конечно, художник пошел гуманный, с копьем в том самом месте никого не нарисует. Даже я не нарисую. Хотя…

Человек-мост – немного нелепая, неудобная, но чрезвычайно полезная в народном хозяйстве судьба.

Особенно когда ноги на небе, а голова – на земле (наоборот любой дурак может – ну, почти любой).

И вот еще: всякий железнодорожный мост мечтает стать пешеходным, чтобы не бу-бух, бу-бух составы, а пешочком, вдумчиво люди ходили. Это, наверное, и есть стремление к элитарности в чистом виде.

Но железнодорожные мосты – полезнее. Об этом не следует забывать, когда от грохота башка трещит и сердце крушит ребра. И без паники: у железнодорожного моста изначально такая конструкция, чтобы выдержать все.

У меня непростые отношения с информацией. Иди наоборот, слишком простые. В моей голове живет вечно пьяный дворник с метлой, большой почитатель Шерлока Холмса и его правила не хранить в памяти ничего лишнего. В стремлении навести образцовый порядок этот дворник регулярно выметает из моей головы вообще все, нужное и ненужное, вперемешку, оставляя только какие-то нелепые сентиментальные сувениры (и неформатные бутылки, которые надеется когда-нибудь сдать). Ну и все, что случайно спьяну проглядел. Поэтому никогда нельзя предсказать, что задержится в моей голове надолго, а что из нее вылетит буквально через несколько минут. Ясно только, что при любом раскладе останется там совсем немного: мой внутренний пьяный дворник чертовски трудолюбив.