Алексей Колышевский - Секта-2

Игорь отрицательно качнул головой:

– Нет. Я про себя и так все знаю. Знаешь, почему я такой? Я родился с пуповиной вокруг горла и по всем законам должен был или помереть, или превратиться в дебила. Мама вслух сказала акушеру, что готова душу свою отдать, лишь бы я выжил. Вот я и выжил. А акушер стареньким был, седым дедушкой с бородой. Вот таким…

На глазах у ошеломленного Романа Игорь взмыл в воздух, сделал сальто и опустился на пол стариком Горшковым с растрепанной копной седых волос.

– Пойдем отсюда, – дребезжащим голосом приказал он. – Все проверено, я не обманулся, дело почти сделано. У меня к тебе будет одна просьба, поклянись, что исполнишь!

– Какая просьба?

– Позже переговорим, – уклончиво ответил Горшков и шагнул к двери.

Настя оставила все попытки сдвинуться с места. Она поняла, что ничего не получится до тех пор, пока что-то особенное не свершится там, за дверью кабинета. События особенно долго ждать себя не заставили. Дверь широко распахнулась, и на пороге появился Роман, очень бледный, сильно осунувшийся, точно похудевший сразу на несколько килограммов. За ним следовал знакомый Насте старик Горшков, но не вполне такой, каким он выступал в академии перед высокопоставленными ее студентами, будучи похожим на дородного профессора, и не такой, каким предстал перед Настей во дворе переулка близ Сретенки, то есть худой и даже изможденный. Роман прижимал к груди сверток, что-то среднего размера, завернутое в белую ткань. Старик тяжело дышал, воздух со свистом выходил из его легких, как бывает только при одышке и плохоньком сердце. При виде этого зрелища у Насти заныло в груди, но вместе с тем появились силы встать. Из всех троих словно одномоментно высосали жизнь, оставив самый минимум для передвижения.

– Вызови лифт, – попросил ее Рома, и голос его зазвучал совершенно по-другому. Так когда-то говорил человек, оставивший Насте память в виде сына и ушедший из жизни при весьма загадочных обстоятельствах.

– Гера? – Настя не заметила, как несколько раз подряд нажала на кнопку вызова. – Но как это может быть?

– К черту расспросы, – услышала она в ответ все тот же до боли знакомый голос, – нам надо возвращаться, иначе может быть поздно, его хватятся, и тогда все окажется бессмысленным. Просто потерпи немного, милая.

– А где же Игорь? – в беспомощной растерянности спросила Настя. – Зачем здесь опять этот старикашка?

– Не такой уж я и старикашка, – проскрипел Горшков. – А Игорь еще появится, просто он нам сейчас не нужен…

Лифт, темный коридор, поклон секретаря, такси, аэропорт Бостона, аэропорт Нью-Йорка, снова такси, громада морского порта Элизабет, таможенные формальности, у пограничного офицера странно стекленеют глаза, он, словно робот, произносит «счастливого путешествия» и нажимает на кнопку автоматического турникета, палуба первого класса, Настя в состоянии, близком к помешательству, запирается в своей каюте. За все время пути из Бостона все трое не обмолвились и словом, ее вопросы откровенно игнорировались. Роман к моменту прибытия на корабль стал напоминать марионетку, которой двигала чья-то чужая воля. Порой он нелепо, конвульсивно дергался, издавал странные звуки и по-прежнему прижимал к груди сверток. Настя могла лишь догадываться, насколько сильно затекла его рука, – до потери чувствительности, не иначе. Ночь, проведенная в открытом океане и сопровождаемая едва ощутимой качкой, ночь, отделившая прошлое от настоящего, оказалась непреодолимым Рубиконом на пути назад. Когда Настя проснулась, часы показывали половину пятого утра, а в иллюминаторе едва теплился свет новорожденного дня. Она приняла контрастный душ, растерлась полотенцем, сделала несколько гимнастических упражнений и выпорхнула из каюты навстречу этому неизвестно что сулящему новому дню.

Палуба была пуста и покрыта легким утренним туманом, сквозь который Настя разглядела две знакомые фигуры, застывшие чуть поодаль. Она двинулась в их сторону, и с каждым шагом ее легкое утреннее состояние безвозвратно улетучивалось. Поравнявшись с Ромой и стариком, девушка готова была стремглав броситься прочь и запереться в своей каюте. Однако те мирно беседовали и вовсе не выглядели по-вчерашнему. Завидев Настю, оба заулыбались.

– И тебе не спится, милая? – С Роминым голосом все было в порядке, и Настя решила, что во всем случившемся с ней вчера виновато нервное напряжение, сыгравшее злую шутку с восприятием действительности.