Магда Сабо - Старомодная история

Почему, собственно, нас может занимать история, со смирением или вызывающей иронией названная автором «старомодной»?

В самом деле, несовременны лица героев этой книги, их манеры, одежда, их стиль жизни и строй чувств. Не говорю уж о фигурах второго плана, но чем может привлечь современного читателя главное лицо — Ленке Яблонцаи, девушка, воспитанная в понятиях столь строгой добродетели, что до самого замужества верит, кажется, что детей приносят аисты? Ленке, которая считает величайшим грехом своей жизни один поцелуй замужней женщины. Ленке, воспитанная на книжных страстях романа «Идущая через рожь» и лелеющая, как событие, присланный ей букетик фиалок. Ленке, которая через годы потихоньку гладит стену, проходя мимо дома, где некогда жил ее избранник. Ленке, которая не умеет лгать, не заглядывает в чужие письма, даже адресованные ее собственным детям, не интересуется чужими тайнами и неохотно приоткрывает свои?

Наше внимание к ней, незаурядной и вместе с тем обычной женщине начала века — что это, дань увлечения «ретро», усталость от «раскованности», которой нас так долго прельщали, пресыщение откровенностью низших страстей в современном романе, отталкивание от героев с изощренной и изломанной психикой? Может быть. Но неужели только это?

Бабушкины наряды, извлеченные из сундуков, пахнут нафталином, от пожелтевших фамильных бумаг исходит аромат тления, а подход автора к лицам и событиям давней семейной истории не по-старомодному смел и современен.

Октябрь 1979 года. Мы разговариваем с Магдой Сабо в доме с палисадником на тихой улице Буды. В ее небольшой рабочей комнате за чайным столом (мне ставят фарфоровую в золоте и с прогибами на боках чашку прабабушки — Марии Риккль) свет сильно притенен абажуром. Много старых вещей — может быть, слишком много для такой маленькой комнаты, где еще бродят по полу собака и пожилой, важный, с облезающей шерстью кот. Обстановка чуждая моде и, по-видимому, не составляющая специального предмета забот хозяйки: старинное кресло, бархатный диванчик с подушками, овальное зеркало, низкий комод. Окна на улицу закрыты плотными шторами. Хозяйка разливает крепчайший темно-янтарный чай, угощает сухариками из вазы. Отвечает на мои расспросы сначала настороженно, потом все охотнее и, наконец, с живостью, блеском глаз, заставляющими думать, что разговор занимает ее.

Я расспрашиваю о «Старомодной истории», и она соглашается, что это, пожалуй, самая любимая, самая важная из всех написанных ею книг.

— Она строго документальна?

— Да.

— То есть если вы рассказываете о каком-то событии жизни и называете имя, фамилию героя, то событие это было и фамилия подлинная?

— Конечно. Видите тот шкафчик в углу, под зеркалом? Там все семейные документы: письма, дневники, фотографии, без которых нельзя было бы написать эту книгу.

Магда Сабо достает старинный альбом в пухлом кожаном переплете, и мне приходит на ум, что лет 50-100 назад такие альбомы, наверное, были обычной принадлежностью в семьях горожан среднего достатка и лежали непременно в гостиной на круглом столе, покрытом бархатной скатертью с бахромой… Вглядываюсь в коричневатые старинные фотографии с росписью владельца ателье внизу или на обороте и сразу узнаю и называю почти без подсказки имена. Вот мужественное, с небольшой бородой и усами-стрелками лицо Сениора; а вот в клетчатом пиджаке и при галстуке любующийся собою победитель женских сердец Кальман Юниор; и пикантный профиль хорошенькой, со вздернутым носиком Эммы Гачари (Магда Сабо, пока я держу в руках эту фотографию, озорно поворачивается ко мне профилем, чтобы я мог оценить ее сходство с бабушкой); и, конечно, ясное, открытое, красивое, с мягкой полуулыбкой лицо Ленке Яблонцаи.

В сущности, всю эту книгу можно было бы иллюстрировать подлинными фотографиями.

Случается, что писатель признан и любим, но ни он сам, ни читатели не догадываются, что главная его книга, главный успех впереди.

Нам не дано предугадать,

Как слово наше отзовется.

И нам сочувствие дается,

Как нам дается благодать.