Магда Сабо - Старомодная история

О воспитавшей ее бабушке, жене Сениора, и о бабушкиных родственниках, Рикклях, потомках Антала Риккля, родившегося в 1748 году от Яноша Липота Риккля и Анны Борбалы Вагнер, в 1812 году уже дебреценского гражданина, — о бабушке своей матушка рассказывала много и с удовольствием, совсем не так, как о живущих в Будапеште братьях и о загадочной своей матери, о которой она склонна была сообщить лишь, что та происходила из знатной, богатой и пользующейся всеобщим уважением семьи, но потом потеряла все свое состояние, замужество ее оказалось неудачным, и хотя развестись со своим законным мужем, Кальманом-Юниором, она и не развелась, однако всю жизнь жила отдельно от него. Вот и все, что дети Ленке Яблонцаи смогли узнать о своей бабушке, о которой даже тетушка Пеликан и та говорила неохотно; лишь однажды вырвалось у нее не очень понятное замечание: «Хороши были гуси, и мамочка, и ее муженек». В истории же семьи Риккль мы с братом начали ориентироваться довольно быстро; по крайней мере тот фон, что стоял за воспитывавшей матушку Марией Риккль, не был для нас чем-то темным и непонятным. Что касается купца Йожефа Антала, родившегося еще в Шооше, сына Яноша Липота, помещичьего эконома, то он, вероятно, в какой-то период своей жизни жил в Пеште, поскольку Ансельм Риккль I, дед Марии Риккль, жены Кальмана-Сениора, за восемь лет до заговора Мартиновича (само собой разумеется, в заговоре замешан был и один из Яблонцаи, который в результате и потерял все, что имел, да еще для полноты картины пожертвовал и своей кальвинистской верой: слишком уж скверные слухи ходили о Куфштейне, [59] Куфштейн — городок в Австрии, в Тироле, где находилась тюрьма, в которую были заключены многие венгерские патриоты, борцы за независимость страны. а о Наместническом совете [60] Наместнический совет в 1723–1848 и 1861–1867 гг. высший исполнительный орган в Венгрии. и того сквернее; и просто подумать страшно, как дрожал за свою участь во время всех этих событий родственник, королевский советник!) проживал в Пеште, там он и женился на Розине Иванич, с которой затем перебрался в Дебрецен, открыв в одном из красивейших домов города, возле Малой церкви, огромную торговлю колониальными товарами. В лавке этой часто бывали и парки, и даже маленькая Ленке; с потолка там свисало на веревке чучело какой-то огромной черной рыбы, оно будто магнитом тянуло к себе взгляды детей. Это процветающее заведение было известно в Дебрецене как лавка «У турецкого императора»; Ансельм и Розина не только вели здесь торговлю, но и выполняли разного рода поручения. Их повозки, объезжая страну, скупая и перепродавая товар, брались и за доставку почты, ценных пакетов. Казинци [61] Казинци, Ференц (1759–1831) — венгерский писатель, один из виднейших деятелей венгерского Просвещения. несколько раз упоминает господина Риккля в письмах, надеясь на его посредничество в пересылке своих ценных книг. Сын Ансельма, родившийся уже в Дебрецене «высокочтимый и достопочтенный» Ансельм II, член Торгового общества, основанного еще в XVI веке, разбогатевший настолько, что уже не в образном, а в буквальном смысле слова греб серебро лопатой, взял в жены дебреценскую уроженку, дочь городского присяжного заседателя Бруннера, Марию Йозефу. Свадьба Ансельма II и дочери Бруннера состоялась в 1842 году, а семь лет спустя пятилетняя Мари, будущая бабка Ленке Яблонцаи, цепляясь за материну юбку, наблюдает за вступлением в город после Дебреценской битвы русских войск, и от нее, от очевидицы, через много лет Ленке узнает о том, что в доме Рикклей, одном из самых красивых в городе, стояли на квартире сначала князь Паскевич, потом граф Рюдигер. Этот самый граф, рассказывала Мария Риккль внучке, выставил на подоконник свой кивер: пусть все еще с улицы видят, что здесь живет русский офицер, и зря не беспокоят хозяев. Пятилетнюю Мари Риккль кивер этот тянул к себе с магической силой, она с благоговением гладила его, когда никто не видел; однажды Рюдигер, застав ее за этим занятием, сунул кивер ей в руки: пусть поиграет, если хочет. Марию Риккль сфотографировали в 1912 году: она сидит на камышовом стуле, глядя в объектив, на ней траурное платье, на шее траурная цепь, свисающая почти до колен, на лице ее нет улыбки, хотя она не выглядит и мрачной; спокойно и бесстрастно смотрит она из-под невероятной по размерам, сплошь состоящей из мягких черных матерчатых валиков шляпы, словно вознамерившись еще раз со вниманием рассмотреть мир, в котором она так давно проводит время. Ленке Яблонцаи говорила, что охотно отдала бы часть своей жизни, чтобы каким-нибудь чудом увидеть, как ее бабушка, пятилетней девочкой, в длинных панталончиках с оборками, вбегает в комнату, где обедают русские офицеры, которых она ни капельки не боится, и на голове у нее кивер графа Рюдигера.