Глория Му - Вернуться по следам

Я уж не знаю, почему на лошадей и собак так действуют насмешки. Может быть, потому, что они проводят слишком много времени с людьми?

Но это срабатывало, мерин стыдливо опускал голову и завязывал со своими штучками. Впрочем, мог и покинуть круг – потащиться на середину манежа к Лиле, чтобы его погладили и простили, при этом полностью игнорируя своего всадника.

Всадник не мешал ему, не раздражал – Монблан просто не обращал на него внимания, но ни разу никого не сбросил и не покалечил, все его шуточки были вполне добродушными, он был лентяем, а не злодеем.

Монблан до одури любил музыку и обладал, как почти все лошади, врожденным чувством ритма. У него была ровная, стабильная рысь и мягкий галоп. Это да еще мирный нрав, широкая спина и недюжинная сила делали его идеальным вольтижировочным конем.

Во время занятий Геша приносил в манеж громоздкий старенький «Юпитер», ставил для Монблана его любимые композиции музыкального коллектива «Чингисхан» и советские военные марши. Мерин сторожко приподнимал уши, бил на радостях передней ногой и летал на корде как ангел. Так и жили.

Я, признаться, совсем не любила гимнастическую вольтижировку, мне было скучно. Вся эта суета имела мало отношения к лошади – вместо нее мог быть деревянный муляж (на котором мы и учились первое время), мотоцикл или грузовик, да что угодно.

То ли дело вольтижировка в седле! Соскоки, заскоки и перескоки, арабески, ласточки и пистолеты. А обрыв? Обрыв – это было счастье: земля опрокидывается и несется тебе в лицо тяжелым грозовым облаком…

Страха не было, конечно не было. Почти все, кто занимается выполнением опасных трюков, – беспамятные дураки.

Ты просто не веришь в то, что умрешь, и в эти последние тридцать секунд, когда летишь через голову лошади или сползаешь ей под брюхо, в голове бьется только одна мысль: «Не может быть! Не-мо-жет-быть!» – и темнота или боль. Но все обходится, у тебя девять жизней или больше, много больше, и вот снова ты счастлив – вертушка, ступенька, поперек, стоя и обрыв, обрыв…

Кто не ездил галопом, тот ничего не знает о счастье. Галоп – это словно ты летишь, да, низенько-низенько, в каких-то двух метрах от земли, но все-таки летишь или несешься с неудержимой силой на гребне резвой и мощной волны.

Наверное, лошади не самые умные животные в мире – Геша, тот и вовсе называл их безмозглыми тварями, но тут же добавлял: «А зачем лошади мозги? Она и так все понимает», – но лошадь единственное живое существо из тех, кого я знаю, кто способен дать человеку ощущение полета.

Лошадь – это чистая эмоция, стихия.

Можно управлять ею, можно отдаваться ее власти, но наиболее ценным является момент гармонии, единения, того самого полета к призрачной, возможно, цели – ведь спорт, в общем, это призрачные цели и условные достижения, и, может быть, конный спорт – и конкур, и гладкие скачки, и стипльчейз – это всего лишь повод полетать. Во всех смыслах этого слова, уж извините.

Итак, Лиля учила нас летать, учила понимать и любить лошадей.

«На злости далеко не уедешь, – говорила она, – если вы добиваетесь от лошади подчинения страхом, вы должны каждую минуту быть готовы к бунту, а вы не можете себе этого позволить. Выполняя трюк, вы должны быть уверены в своей лошади, а для этого стоит постараться и внушить доверие ей. Может, вам кажется, что это трудно и слишком долго, но на самом деле вы потратите гораздо больше времени, каждый раз усмиряя коня, который не хочет с вами работать. Поэтому стоит постараться.

Лошадь во всем зависит от человека, подумайте об этом как следует. От вас, таких маленьких детишек, зависит такое огромное животное. Вся ответственность на вас, лошади вам ничего не должны, как рабы в Древней Греции не отвечали за свои поступки, спрос был только со свободных людей. Учили вы уже это в школе? Нет еще? Ладно, потом расскажу.

Пока же запомните, вы – свободны, лошадь – нет. Относитесь к ней бережно, с любовью, она живое существо, а не машина, нет у нее волшебной кнопки «сел и поехал». Да что там, даже машиной человек сначала учится управлять, изучает ее устройство…»

Лиля нравилась не только нам, детям, но и родителям, главным образом родителям девочек (а девочек было большинство) – из-за того, что мы занимались еще и хореографией, а еще из-за того, что после Лилиных уроков детей легко брали в самые престижные спортивные школы.

Моя мама тоже радовалась тому, что я стала сильной и здоровой, хожу, вытянувшись струночкой, понтово разбрасывая носочки врозь – ровно до тех пор, пока она не увидела, что я вытворяю на лошади.