Глория Даймонд: Напрасные упреки

Дороти проснулась среди ночи в холодном поту. Кошмар, который мучил ее несколько лет, повторился. А она уже начала надеяться, что прошлое забывается. Но нет! Она снова была в чужой стране, раздираемой междоусобицами, снова пыталась спасти раненых. Как наяву она видела взрыв, накрывший домик на окраине города, изуродованные трупы Джесса и Майры. Как и тогда, бережно несла на руках недавно родившегося Дэвида.

С той ночи, когда погибли его родители, Дороти не расставалась с малышом. Он остался жив, хотя был сильно изранен и обожжен. Вот уже четыре года, как Дэви стал ее сыном, самым любимым, самым дорогим существом на свете.

Совсем иные тревожные мысли заставили Дороти забыть о ночном кошмаре. Что было, то прошло. Сейчас она ломала голову над тем, где найти деньги на очередную операцию, предстоящую Дэвиду. Ее жалования медицинской сестры с трудом хватало на постоянное лечение малыша, чье худенькое тельце все было в шрамах от наложенных швов. Несколько раз ему пересаживали кожу, и теперь подобная операция предстояла снова.

Оставался единственный выход: продать дом. Тогда она сможет купить маленькую квартирку, а оставшихся денег хватит на операцию. Но как ей не хотелось идти на это!

Дом на окраине Монтгомери, принадлежавший еще ее бабушке, после развода родителей стал Дороти особенно дорог, как и сад, полный роз. Правда, Дороти уже пошла на то, чтобы сдать часть дома престарелой миссис Грин. И как оказалось, не прогадала: когда молодая женщина работала в ночную смену, Марша Грин присматривала за Дэви. Теперь же от этого приходилось отказываться.

Была еще одна причина, по которой Дороти не хотелось заниматься продажей дома. Милтон Гауэр, преуспевающий юрист, который вел ее дела и одно время даже ухаживал за ней, как говорится, с серьезными намерениями, после усыновления Дэви резко изменил свое поведение. С тех пор отношения между ним и Дороти стали довольно натянутыми и строго деловыми, поэтому молодая женщина предпочитала не пользоваться его услугами.

Заботы, одни заботы! Дороти чувствовала постоянную усталость и гнетущее чувство одиночества. Но ни разу не пожалела, что взвалила на себя нелегкую ношу. Она любила Дэви так, как не всякая мать любит свое дитя.

Шелдон Трент злился, наблюдая за веснушчатым мальчишкой на качелях. Неужели никто не следит за тем, что происходит на детской площадке? Если этот ребенок будет и дальше так раскачиваться, то наверняка упадет и разобьет голову.

Шелдону так и хотелось крикнуть сорванцу, чтобы тот прекратил свои трюки на качелях: иначе он может и не дожить до следующего дня рождения. Но сдержался.

В конце концов, это не его дело. Мать ребенка сидела неподалеку, беззаботно болтая с другими мамашами. Она явно не задумывалась о беде, подстерегающей ее отпрыска. Шелдон отвернулся, не в силах смотреть на качели, взмывающие все выше и выше. Это не его дело, повторял он про себя.

Господи, ну и жара! Он посмотрел на часы, потом окинул взглядом парк, где в это летнее утро было полно народа. И повсюду дети с мамашами, с отцами… Такое впечатление, что утром в будний день никто не работает. И где, черт возьми, Шон Холден?

Вокруг бегали, прыгали, галдели неугомонные ребятишки. Шелдон поймал себя на том, что следит за их рискованными играми с волнением. Откуда у него, закоренелого тридцатилетнего холостяка, вдруг возникло это отцовское чувство?

Нет, конечно, он знал, когда это случилось, знал даже день и час. Все началось с того момента, когда более года назад он наткнулся на старое письмо, адресованное его брату, теперь уже покойному. В письме говорилось о ребенке, который должен был появиться на свет. С тех самых пор адвокаты и детективы Шелдона прочесывали страну в поисках этого ребенка, а сам он внутренне готовил себя к тому, что станет малышу отцом.

Отец!.. Как странно это звучит! Если бы не письмо, он даже не знал бы, что стал дядюшкой. Джесс, погибший несколько лет назад в какой-то банановой республике, о существовании которой Шелдон даже не подозревал, оставил ребенка, мальчика. Ему сейчас почти четыре года, и он должен был бы носить фамилию Трент, но этого, к сожалению, не произошло, потому что малыша — Шелдон с остервенением стиснул зубы — украли. Его племянника украли!

Он ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Невыносимая жара! Где же, черт побери, Шон? Он уже собрался возвратиться к машине и даже вынул из кармана ключи, когда в аллее появился запыхавшийся, взмокший от пота Холден.